свободно говоривший на персидском, русском и немецком языках, Забули был как раз тем человеком, которого искала мусахибанская элита. В его берлинскую контору стали приходить телеграммы из афганского посольства: Надир-шах приглашал купца приехать в Афганистан[190]. Поначалу Забули отказывался, но в 1932 году брат шаха, посол в Германии, позвонил ему и потребовал, чтобы тот прибыл в посольство. Когда банкир приехал, ему сказали, что его отвезут в Кабул. Вскоре Забули посадили на поезд, направлявшийся через советскую территорию к афганской границе.

По пути, вспоминал впоследствии Забули, «посол обрисовал мне хаос, в котором пребывала афганская экономика». В распоряжении правительства оставалось только восемь тысяч афгани, и оно остро нуждалось в человеке, который «разбирался бы в экономической науке и мог построить экономику страны на правильной основе, соответствующей уровню развития современного мира». Его величество, объявил посол, «выбрал вас для решения этой важной задачи». Сделав остановку в городе Герат на западе Афганистана, чтобы заручиться поддержкой местных купцов, посол и Забули прибыли в Кабул, где Надир-шах объяснил новоприбывшему свое желание: Афганистан должен стать свободен от иностранных «менял»[191]. Перед Забули стояла задача наладить экспорт каракуля через европейские и американские представительства и увеличить денежные средства в национальном банке. Эта политика должна была «улучшить эффективность деятельности государства и объединить вокруг городов и центров сельские и горные районы». К счастью, во время пребывания в Герате Забули сумел собрать средства в размере пяти миллионов афгани, чтобы основать частный импортно-экспортный банк; в Кабуле он получил еще два миллиона от Надир-шаха[192].

И все же афганское государство оставалось хрупким. «Государственная казна была пуста, — вспоминал Забули, — все ее содержимое исчезло. Запасы оружия оказались разграблены, хищения процветали во всех кабинетах и министерствах. До августа 1933 года государство не выплачивало жалованья военным»[193]. Внешняя торговля была разрушена. «Экспорт и торговля полностью находились в руках проживавших за пределами Афганистана евреев и индусов; они же сохраняли монополию на обмен иностранной валюты». Поэтому неудивительно, что только в период между своим прибытием в Афганистан и началом Второй мировой войны Забули насчитал не менее семнадцати попыток свергнуть правительство[194].

Отсутствие того, что мы назвали бы «государственным потенциалом», давало о себе знать и в более тонких вопросах. Режим Амануллы почти не печатал географических карт для широкого распространения. Эта ситуация изменилась при Надир-шахе: ежегодные государственные альманахи выпускали (на персидском и французском языках) карты Афганистана, карты Азии и «маршруты европейских политиков в европейском Средиземноморье»[195]. Но государственные карты самой страны были удивительно наивны и «готовились весьма поспешно, <содержали> ошибки, и им нельзя было доверять в определении границ/рубежей с соседями»[196]. Афганистан по-прежнему оставался непохож на территориальные государства конца XIX века, которые были одержимы «учетом каждой точки на карте, которая могла указывать на какие-нибудь человеческие или энергетические ресурсы»[197]. И снова возникает вопрос: в чем же было дело? Персоязычные самозванцы-мусахибанцы управляли нестабильной политической ситуацией в Кабуле и провинции, уступая местным элитам не только «ресурсы, но и право внутреннего завоевания и право принадлежности к пуштунским родам и устанавливая с этими родами личные связи монархического влияния»[198].

Забули знал, что ему придется действовать в этих рамках, но он давил на купцов, живших в Герате, Кандагаре, Кабуле и в других центрах торговли, чтобы создать шеркаты — корпорации, имеющие монополию на импорт и экспорт ценных товаров. Афганский национальный банк (АНБ) — тот экспортно-импортный банк, который учредил Забули с помощью королевского правительства, — инвестировал в эти корпорации свой капитал. Попытки привлечь советские инвестиции в нефтяные и газовые месторождения на севере страны не принесли успеха, но эти потери компенсировали сельскохозяйственная и промышленная революции[199]. В 1937 году АНБ инвестировала в компании «Спинзар» и «Памба коттон», которые пользовались советским хлопком и трудом пуштунских крестьян-поселенцев для завоевания сельских районов[200]. За один год производство хлопка в стране удвоилось[201]. В 1938 году АНБ основал сахарный завод в Баглане и инициировал выращивание в этой провинции сахарной свеклы. После осушения болот в Баглан переселились 600 пуштунских семейств[202]. Производство сахарной свеклы с 1940 по 1945 год увеличилось в четыре раза[203]. Происходило постепенное ослабление влияния индийских купцов[204].

Результаты, достигнутые Забули, были впечатляющими. Но в глазах мусахибанской элиты этот министр, связанный с Германией и в то же время известный своей русофилией, представлял угрозу их личной власти. В свое время Надир-шах был в буквальном смысле слова привезен англичанами в Афганистан из Парижа через Пешавар, где его вместе с братьями привели к власти с помощью собранных британцами ополченцев из племени вазири[205]. Мусахибанская элита не только отдала многое на откуп вождям пуштунов, но и, «зная из первых рук о британской военной мощи», опасалась, что сближение с Берлином или Москвой может разрушить созданные ею региональные и международные альянсы[206].

В 1936 году Забули стал министром экономики, а три года спустя выступил в роли архитектора первой афганской пятилетки; однако опоры его власти при дворе ослабевали[207]. Проверки в Национальном банке показали, что партнеры Забули вывозили из страны иностранные наличные деньги. Затем придворные элиты лоббировали создание настоящего государственного банка, получившего название на пушту «Da Afghānistān Bānk» («Банк Афганистана» или БА)[208]. Решение было отчасти паллиативным, поскольку сотрудники организованного Забули АНБ были единственными людьми в Кабуле, разбиравшимися в финансах, и потому они вскоре стали сотрудниками БА. Но когда БА получил монополию на операции с иностранной валютой, ситуация, как кажется, радикально изменилась.

Вторая мировая война давала обеим борющимся партиям возможность вступить в прямое противостояние. Забули, похоже, оставил свои амбициозные планы и удалился в свое швейцарское шале, а мусахибанская элита обратилась к британцам за военной и разведывательной поддержкой. Мусахибанцы боялись, что немцы (выступавшие за Амануллу) и Советы, договорившись между собой, могут вернуть Амануллу в Кабул. Весной 1940 года Лондон направил помощь афганским ВВС, поддавшись панике в связи с возможным вторжением Красной армии в северный Афганистан, «где жители плохо вооружены, сравнительно миролюбивы и несопоставимы в качестве бойцов с племенами, живущими на востоке страны»[209]. Летом 1941 года, после нападения Германии на СССР, эти страхи рассеялись, но опасения в связи с возможностью немецких интриг снова возросли, когда Забули съездил в Берлин, чтобы намекнуть руководству рейха о том, что