дружно уверяли советские аналитики, «объективно» не могло не привести Афганистан к отсталости. Эта отсталость была не столько культурным явлением, сколько особенностью глобальной империалистической системы, в рамках которой Афганистан подвергался жестокой эксплуатации. «Политика империалистических держав, — писал советский экономист Г. Прохоров, — направленная на сохранение феодальной раздробленности Афганистана и использование его в качестве аграрно-сырьевой базы и рынка сбыта своих товаров, задержала на многие десятилетия развитие производственных сил страны»[254]. Как британские империалисты, так и немецкие фашисты хотели только одного: превратить Афганистан в свалку для своего экспорта, в источник природных ресурсов и в зависимое от них в военном отношении государство. Намерения СССР, однако, были иными.

Этим намерениям мешало одно препятствие. Советские аналитики подчеркивали: Афганистан снова подпадает под влияние западного империализма. «В послевоенные годы, — утверждалось в докладе, экспансия Соединенных Штатов в Афганистане резко усилилась. Под видом оказания различных видов „помощи“ — финансовой, технической и увеличения займов на невыгодных для Афганистана условиях, США проникали в наиболее важные отрасли национальной экономики этой страны». Задачей Советского Союза, таким образом, было создание для Афганистана импортозамещающих отраслей промышленности, и эта задача была нацелена и на развитие страны, и на противодействие империализму. Помимо создания современной материальной и промышленной инфраструктуры, Москва должна была поощрять профсоюзы и законы, защищающие права трудящихся. Такие страны, как Афганистан или Гвинея, не могли в одночасье достичь социализма, но Москва считала своим долгом направлять к этой конечной цели монархии, буржуазные демократии и постколониальные государства.

Новые проекты активно рекламировались сценаристами советских фильмов, и вскоре съемочные площадки «Мосфильма» заполнили декорации, на которых была тщательно скрыта грязь улочек афганской столицы. Сначала было завершено строительство асфальтового завода и дорог, затем советские специалисты выстроили в Кабуле хлебозавод, элеватор и цементный завод. Инженеры построили станцию ремонта оборудования в кишлаке Джангалак, к югу от столицы. Были возведены портовые сооружения на реке Амударья в Хайратоне, а в 1956 году начались работы по созданию Джелалабадского ирригационного комплекса на востоке страны[255]. В сентябре 1956 года советские экономисты и плановики разработали пятилетний план развития страны[256]. В 1961 году советские физики-атомщики обсуждали возможность обогащения урана и запуска афганской программы АЭС[257]. Хлопководы из Узбекистана изучали возможности увеличения сбора «белого золота» в Афганистане[258]. Созданный при советской поддержке Кабульский политехнический университет принял в 1963 году первых студентов. Советские микрорайоны, состоявшие из пятиэтажных жилых домов, стали самым желанным жильем в столице. Москва даже профинансировала строительство первого такого дома за счет специального добровольного сбора с москвичей[259]. В 1964 году инженеры из СССР и стран Восточного блока завершили строительство самого высокогорного в мире Салангского туннеля, соединившего Кабул с севером страны[260]. Советская модерность чувствовалась повсюду: в жилищах, в которых жила афганская элита, в идеях, с которыми она боролась, и даже в хлебе, которым руководство кормило обученных советскими специалистами новобранцев в армии, потому что никто не стал бы покупать этот похожий на фанеру хлеб на базаре: все предпочитали местную выпечку.

Эту деятельность направлял Государственный комитет СССР по внешнеэкономическим связям (ГКЭС) — учреждение, выступавшее в качестве посредника между правительствами иностранных государств и общесоюзными министерствами[261]. «Наша цель ясна, — говорил председатель этого комитета на совещании в ЦК КПСС. — Мы стараемся помогать развивающимся странам обрести экономическую независимость, быстрее встать на ноги, создать современную национальную промышленность, полнее использовать свои природные ресурсы, поднять сельскохозяйственное производство и тем способствовать улучшению жизни народов, населяющих эти страны»[262].

Если Советы твердили об «экономической независимости», «национальной промышленности» и «природных ресурсах», то их американские противники настаивали на том, что СССР борется за гегемонию в этой стране[263]. То, что руководство Афганистана настаивало на неприсоединении страны к какому-либо из военно-политических блоков, только укрепляло Эйзенхауэра и Даллеса в их убеждении о наивности Кабула. Вашингтон продолжал вкладывать деньги в афганскую экономику: он поддержал проект в долине реки Гильменд, строительство южной половины афганской кольцевой дороги, индустриальных парков в Кабуле, создание аспирантур для афганских студентов. Все это давало положительные результаты. Социологическое исследование, проведенное в 1962 году среди афганских студентов, показало, что молодежь ассоциирует Соединенные Штаты с президентом Кеннеди, «множеством фабрик» и «высоким уровнем жизни»[264]. Эти отзывы не вызывали сильного удивления, особенно если сравнить их с «передовыми технологиями», Хрущевым и «коммунизмом» — представлениями, ассоциируемыми с отношением к Советскому Союзу[265]. Но, прогуливаясь по (замощенным Советами) улицам Кабула, можно было получить впечатление, что СССР что-то строил в этой стране, а США — нет. Как спрашивал один бывший советский советник: «Где в Кабуле находится микрорайон, строительство которого обеспечил город Вашингтон?»[266] Западногерманские советники в Кабуле сходились во мнении, что «Советский Союз увеличил свой вклад в индустриализацию Афганистана самым неожиданным образом. <…> Если не предоставить Афганистану адекватную помощь, эта страна в конечном итоге будет потеряна для Запада»[267].

Американские лидеры осознали необходимость более тонкой политики. В 1957 году Роберт М. Макклинток, бывший посол в Камбодже, утверждал, что Вашингтон слишком зависим от системы альянсов[268]. Может быть, не закрепленная договорами поддержка нейтральных государств имеет определенные преимущества перед обязательствами, данными ненадежным союзникам?[269] В том же году младший сенатор из Массачусетса Джон Ф. Кеннеди одобрительно отозвался об интересе социолога Уолта Ростоу к индийскому планированию[270]. И Макклинток, и Кеннеди считали, что южноазиатский гигант заслуживает особого интереса как «центральная часть „средней зоны“ неприсоединившихся стран, простирающейся от Касабланки до Джакарты», и как наиболее очевидное «„посредническое“ государство» в политике холодной войны[271]. Но апелляция к опыту Индии относилась также и к другим неприсоединившимся азиатским государствам: американская поддержка правительственных интервенций в страны и экономики была «реалистичным ответом на природу обществ, которые в соответствии с американскими интересами выбирали путь устойчивого экономического развития»[272]. Направляемые Америкой, эти страны могли добиться высокого уровня заработной платы и производительности, избежав при этом фундаментальных противоречий между трудом и капиталом, — то есть стать тем же, чем представляли сами себя Штаты. Глобальная «политика производительности» должна была «преодолеть классовые конфликты с помощью экономического роста»[273].

Перспективы Индии заставляли работать воображение, но в реальности ни одна страна так не выиграла от американского глобализма, как Западная Германия. После возобновления отношений с Москвой в сентябре 1955 года канцлер Конрад Аденауэр решил не создавать впечатления, что присутствие в Москве дипломатических представительств как ФРГ, так и