второму браку с Аделиной ван Нострунд Хитч, преподавательницей ритмической гимнастики по системе Далькроза, имевшей родственные связи с президентом Рузвельтом и «кланом Делано»[290]. А в 1933–1934 годах правительственное ведомство, называвшееся Администрация по защите фермеров, «решило, что помощь впавшим в бедность фермерским семьям — надежный метод восстановления благосостояния сельских жителей»[291]. Компания «Дексдейл» предложила взять в управление пять «гомстедных» участков в Аппалачах и на юге страны, с тем чтобы фермеры начали работать на управляемых компанией фабриках, финансируемых за счет федеральных займов[292]. Позднее Пола приняли на работу в Управление экономических связей, где он «управлял рядом проектов по развитию южноамериканских экономик в интересах американского правительства, касающихся стратегического природного сырья»[293]. После войны Пол, в то время уже бывший американский представитель во Всемирной организации труда, занимал пост директора Управления международной торговли при министрах торговли Генри Э. Уоллесе и Аверелле Гарримане[294]. Тем временем Нэйтан переехал вслед за Кузнецом в Вашингтон. В то время война придала новую актуальность задаче увеличения цифр национального дохода. Поступив на службу в военное ведомство, Нэйтан занялся подсчетом того, какое количество стратегически важной продукции смогут произвести американские компании в случае «тотальной мобилизации». Нэйтан согласовал эти производственные возможности с поступавшими от союзников запросами на поставку техники. Эти расчеты, ставшие первым опытом моделирования американской «национальной экономики», убедили американское руководство отложить вторжение в Европу с 1943 на 1944 год[295]. Затем Нэйтан занялся консалтингом и работал во множестве мест, от Нью-Джерси до Израиля и Южной Кореи. Война превратила его узкие познания о цепочках поставок шелковых чулок или о среднем доходе проживавших в пригородах Филадельфии домохозяек в знания и умения, позволявшие работать над созданием целых государств и национальных экономик.

Пол на целое десятилетие вернулся к работе в частных компаниях, а затем провел 1959/60 учебный год в Принстоне в качестве приглашенного исследователя в Школе Вудро Вильсона, изучая первую и вторую пятилетку Индии в рамках семинара Локвуда-Паттерсона, занимавшегося «проблемами экономического развития» в «слаборазвитых странах»[296]. В весеннем семестре 1960 года Гарднер Паттерсон, декан Школы Вудро Вильсона, «спросил <у Пола>, не заинтересует ли его работа в Афганистане в течение года или двух»[297]. В Кабуле, как объяснил Паттерсон, «требуется экономический советник, и афганцы попросили Азиатский департамент помочь найти подходящего человека». В Министерстве планирования уже работала группа советских экономистов, но афганцы хотели, чтобы в Министерство торговли пришел западный экономист. Советские специалисты должны были разработать для Афганистана план второй пятилетки, а Пол, если бы он согласился, «мог бы поработать над некоторыми из наиболее насущных экономических проблем». Пол, поразмыслив, решил согласиться: он счел, что современная научная литература по вопросам экономического развития не отражает реальности, и «идея изучения развития в меньшем по площади и более примитивном регионе <чем Индия> казалась привлекательной»[298]. Ознакомившись с литературой, встретившись с афганскими дипломатами и поучаствовав в брифингах в Вашингтоне, Пол занял предложенное ему место. Год спустя, в 1961 году, консалтинговая фирма Нэйтана получила заказ представить обзор тех видов консалтинговых услуг, которые могут понадобиться афганскому правительству; как и ожидалось, Ассоциация международного сотрудничества (организация-предшественница USAID — Агентства США по международному развитию) вскоре предложила компании «Нэйтан ассошиэйтс» отправить в Кабул четырех экономистов для оказания помощи стране[299]. В дальнейшем Агентство постоянно продлевало договор вплоть до 1972 года.

Так началось соревнование между империей планирующей и империей производящей. И хотя СССР и США разделяла идеологическая пропасть, нельзя не заметить любопытное сходство между ними: обе они принимали участие в развитии стран третьего мира, спонсируя сходные крупные проекты. Кудесники производства вроде Нэйтана и Пола полагали, что эти страны должны продвигаться вперед как можно быстрее, увеличивая местное производство и вливаясь в либерализирующуюся глобальную экономику. «Лейтмотивом американской внешней политики» было «воспроизведение американского опыта в других частях света»[300]. Американцы считали, что национальные государства в конечном итоге найдут свои ниши в мировой экономике в качестве продуктивных и гармоничных рыночных обществ, структурно сходных с другими участниками мирового рынка. Факторы, которые тормозили продвижение к этой цели, воспринимались не как «объективно-исторические», а скорее как досадные ошибки, не способные остановить процесс, в ходе которого диктуемые Америкой правила завоевывают мир. В отличие от США Советы, напротив, заботились о демократизации средств производства. «Объективной» логикой истории, с точки зрения советских идеологов, было подчинение экономики политике. Задача состояла не в том, чтобы больше произвести для того, чтобы ослабить конфликт между трудом и капиталом, а в том, чтобы национальные государства третьего мира порождали свой собственный промышленный пролетариат, становились аренами антикапиталистических революций и превращались в бесклассовые общества, приближая светлое будущее всей планеты. Политика отдельного национального государства отражала в миниатюре политику всего мира.

В обоих глобальных проектах были свои слепые зоны. Американские советники не могли убедительно объяснить, каким образом такие маргинальные с экономической точки зрения регионы, как Афганистан, станут частью мировой экономики. Поскольку американские, немецкие, а за ними и японские и южнокорейские товары стали насыщать международные рынки, кризис перепроизводства казался ближе, чем когда-либо. Модель динамических клиентских государств, покупающих американские долговые обязательства ради того, чтобы представители среднего класса в этих государствах могли занять рабочие места, которые американцы «совместно удерживали в предыдущем поколении», очевидно, нельзя было применить ко всей планете[301]. C аналогичной проблемой столкнулись Советы: даже если пролетариат контролировал средства производства, в мире, где по-прежнему доминировали сверхпродуктивные американцы, немцы и японцы, такие товары, как гвинейские пояса или афганский хлеб, не находили спроса: их можно было только отправлять в СССР как своего рода дань. Пока сохранялся империализм, у Советского Союза, казалось, не было иного выбора, кроме как поддерживать субсидиями зависимые от него страны, в которых начинался кризис перепроизводства, стимулированного советской помощью. До тех пор, пока мировая экономика не сменилась настоящей всемирной социалистической системой, СССР должен был выступать в роли подпорки рушащейся мировой социалистической экономики, явно уступающей в продуктивности своему американскому конкуренту.

Никто не задавался вопросом, насколько эти глобальные проекты подходят для Афганистана. Вопреки идеологиям, в которых территориальная национальная экономика рассматривалась как конечная цель национального государства, афганское государство долго существовало в окружении империй и в условиях открытых границ. Однако раздел Индии изменил прежний мир. Закрытие границ стало обычным явлением, а пакистанские железные дороги больше не предоставляли вагонов для доставки афганских товаров в Пакистан. Излишне говорить, что о транзитной перевозке афганских товаров в Индию через Пакистан теперь