глухо разносился через костяной рупор, установленный на вершине мачты. Говорил он откуда-то из глубины трюма, из безопасного места. – Остановитесь! Это приказ вашего старого императора!

На глазах у пораженной Гин Мадзоти и остальных членов экипажа золотой полог сорвали, открыв постель, на которой лежал Куни Гару, император Дара.

Куни не шевелился.

Два воина льуку подошли и подняли его с кровати, он застонал и скривился от яркого света. Команды имперских воздушных кораблей дружно ахнули.

Куни прятал от охраны расцарапанный палец до тех пор, пока не началось заражение крови. К тому времени, когда гниющую рану наконец обнаружили, уже развилась гангрена и единственным выходом оставалось ампутировать ногу. Но даже когда ее отрезали, состояние больного не улучшилось. Врачи, за которыми послал пэкьу, объявили, что Куни на пороге смерти.

А ведь пэкьу Тенрьо намеревался использовать его в качестве тайного оружия. Он подозревал, что императрица Джиа способна на последнюю попытку сопротивления, и собирался в решающий момент выставить важного пленника напоказ, чтобы подорвать боевой дух защитников Дара.

Учитывая тяжелое состояние искалеченного и умирающего Куни, пэкьу решил, что больше нет необходимости держать его в костяной клетке – напротив, императора под надзором горстки стражников разместили на кровати под золотым пологом.

Хотя Куни разбудили, он, казалось, пребывал в глубоком горячечном сне и никак не реагировал на суету вокруг.

Смущенный шепоток пробежал среди членов экипажа «Шелкокрапинной стрелы» и других кораблей. Они радовались, видя, что император еще жив, и подозревали пэкьу во лжи, когда тот заявлял про отречение Рагина и его приказ сложить оружие. Тем не менее лучники опустили оружие.

– Цельтесь в императора, – распорядилась Гин Мадзоти голосом спокойным и твердым.

Дафиро повторил приказ и внимательно посмотрел на нее. Хотя тон маршала не выдавал волнения, он прекрасно понимал, какая смута царит сейчас на сердце у Гин. Ведь именно Куни Гару был тем человеком, кто поднял ее из безвестности и сделал величайшим полководцем Дара. Однако впоследствии он равнодушно отошел в сторону, когда Гин обвинили в измене и лишили титула и почестей. Некогда она готова была умереть за императора, а теперь вынуждена убить Рагина, дабы сберечь его детище.

Маршал Мадзоти сделала глубокий вдох. Это жертвоприношение, которого нельзя избежать. Пока Куни жив, ее воины не смогут сражаться спокойно. В душе у каждого солдата будет крыться сомнение, не нарушает ли он волю императора. Но, отдав приказ убить Куни, она сама никогда уже не сможет очиститься от подозрения, что и впрямь намеревалась предать его.

Такова цена, которую Гин придется заплатить за победу. Чтобы выиграть, надо пожертвовать своим добрым именем и предстать перед судом истории.

Мадзоти собралась с духом, чтобы отдать команду стрелять.

* * *

Куни недоуменно огляделся.

Он находился в Пане, Безупречном городе, стоял посреди широкой площади Крубена перед дворцом.

«Как же я могу стоять, если у меня нет одной ноги?»

Обычно площадь пустовала, если не считать детей, запускающих змеев весной и летом и лепящих снеговиков зимой. Иногда, правда, сюда садились воздушные корабли, и тогда прохожие собирались, чтобы на них поглазеть.

Но сегодня площадь не была пустой. Куни окружали колоссальных размеров статуи богов Дара. Эти фигуры, каждая высотой с Большой экзаменационный зал, были отлиты из бронзы и железа, раскрашены яркими красками и выглядели как живые.

Куни вспомнилось, что император Мапидэрэ, по слухам, собирался изъять все оружие в Дара, все мечи и копья, ножи и стрелы, и переплавить металл в статуи, чтобы почтить богов. Если не будет оружия, полагал он, то на земле воцарится вечный мир.

Однако этой его фантазии не суждено было сбыться, так же как и мечтам самого Куни о более справедливом Дара. О государстве, где женщина станет обладать такой же властью, как мужчина, где дочь бедного крестьянина с Дасу и сын богатого купца с Волчьей Лапы получат равные возможности сделать карьеру, где каждый талант будет востребован и найдет свое место, чтобы блистать.

Император более внимательно вгляделся в статуи. Было в них нечто странное: они не изображали богов в их традиционном обличье.

На плечах у Киджи сидели сокол-минген и гаринафин. Черный ворон над головой Каны реял в золотом шаре, ярком, как лучи солнца; белый ворон над головой Рапы парил в серебристом гало, похожем на сияние луны. Карп Тутутики плыл рядом с ней в лабиринте тысячи потоков. Белый голубь Руфидзо надзирал одновременно за стадом длинношерстного скота и за отарой овец.

Но самыми необычными выглядели статуи Фитовэо, Луто и Тацзу. Левая половина лица Фитовэо была мужской, а правая – женской. В левой руке бог войны сжимал длинное копье с обсидиановым острием, а в правой – боевой топор с костяной рукояткой. Изваяния Луто и Тацзу вообще слились друг с другом, как если бы боги расчета и случая являлись всего лишь двумя ликами одного и того же божества.

«Что произошло? – задал себе вопрос Куни. – Кто совершил подобное святотатство?»

Внезапно статуи богов и богинь зашевелились и ожили. Император был настолько ошеломлен, что оказался не в силах двигаться или говорить.

– У тебя мало времени, Рагин, – сказала Тутутика, голосом знакомым и в то же время чужим.

Куни подумалось, что он слышит в нем эхо потоков ее родной земли Арулуги, Прекрасного острова, а также нечто более дикое и менее предсказуемое, вроде бурлящих стремнин потопа на далекой равнине, поросшей кустарником и карликовыми деревьями.

– Мне предстоит пересечь Реку-по-которой-ничто-не-плавает? – спросил он.

– Да, – просто ответила Рапа, и тон ее был холодным, как ледяная луна.

– А ведь мне так много еще предстоит сделать. Дара в опасности, госпожа Рапа!

– Каждый умоляет дать ему больше времени, – проговорила Кана голосом жарким, как палящее солнце, и нетерпеливым, словно извергающийся вулкан. – Мапидэрэ тоже просил об отсрочке.

– Труды великих героев никогда не бывают окончены, – вмешался Руфидзо, добрый пастырь и целитель ран.

Он взмахнул рукой, и Куни почувствовал, как тревога его ушла.

Эта сцена навевала на императора гордость и печаль. Боги Дара провозгласили его великим героем, но ему так и не удалось достигнуть исполнения своей мечты. Так уж устроен мир, не правда ли? Как бы тщательно ты ни планировал, судьба рассудит по-своему.

– Правильные ли дороги я выбирал? – осведомился Куни Гару. – Обладал ли величием королей?

Сердце его колотилось в ожидании ответа богов.

– Ты прожил интересную жизнь. – Голос Киджи звучал как удары крыльев, одновременно пернатых и кожистых. – Ты парил высоко, подобно семени одуванчика, занесенному ветром выше облаков, и нырял в глубину, словно крубен, плывущий по течению под волнами.

– Ты предавал неохотно, а любил