Шрифт:
Закладка:
— С этим уж ничего не поделаешь,— продолжала Мацуко.— Но что касается двух первых женихов, то стоило Мариттян согласиться — и дело тут же сладилось бы. Так нет, уперлась: не хочу — и все! Я ей говорю: «Ведь тебе уже двадцать лет. Да и времена сейчас такие, что в каждом доме торопятся со свадьбой». Но сколько я ее ни убеждала, все как об стенку горох. У меня больше не хватает терпения.
— Что ж, это очень похоже на Мариттян,— улыбнулась Тацуэ, представив себе, как происходили все эти переговоры. Но улыбка ее тут же погасла, и лицо снова стало серьезным. Бедная Марико! Ну зачем Мацуко торопит ее с замужеством? Сыграть свадьбу, а на другой день проводить мужа на фронт?! Но она не стала спорить. Все равно Мацуко выпалит: «Все для родины!» С самого начала войны она постоянно выбрасывала эту фразу, как автомат, в который опустишь десять сэнов, а он выбрасывает тебе конфету.
— Да разве можно быть разборчивой невестой в такой момент!—возразила Мацуко; она, разумеется, и представить себе не могла, о чем сейчас думала Тацуэ, поднимая с пола клубок шерсти, выпавший из корзинки, и продолжала свои жалобы. Будь Масуи построже с Марико, он облегчил бы жене решение задачи, но разве от него этого добьешься! —Не могу же я заявить девушке: тебе не так-то легко выйти замуж, потому что ты метиска. Вот дядя — другое дело. Дядя мог бы ее наставить на истинный путь. Но он твердит, что не хочет ее неволить. Посмотреть — так он с Марико и двумя словами не перебросится, а по-своему так мягок и нежен с ней, что просто диву даешься,
—‘ Неужели?
— Да, да. Что ж, говорю ему, в таком случае займитесь сами замужеством племянницы. Но он отвечает, что это женское дело. Вам ведь, говорит, все равно некуда время девать. Как тебе это нравится? Да у меня теперь ни минуты свободной! В одном только Женском союзе национальной обороны работы по горло. Пришлось даже прекратить музыкальные занятия и забросить свой цудзуми.
Но и среди этих дел она ни на минуту не забывает о замужестве Марико, все время нервничает из-за нее и ни в ком не встречает сочувствия, кроме доброй и отзывчивой госпожи Ато, которая недавно даже сама предложила одного жениха для Марико. Титула, правда, у него нет, зато он из рода Мунэмити Эдзима, кончил сельскохозяйственный институт, побывал за границей. Правда, он, говорят, не особенно крепкого здоровья. Ему уже тридцать два года, сейчас он занимается садоводством и где-то на берегу Тамагава построил несколько теплиц.
— У него не туберкулез легких?—спросила вдруг Тацуэ.
— Что ты! Что ты! Этого не может быть! Ужас какой!—» замахала Мацуко своими большими толстыми руками и заскрипела плетеным креслом, в котором едва помещалась.—» Просто он не отличается цветущим здоровьем,— прибавила она.— Но я думаю, что Масуи не обратит на это внимания. Хоть он этого и не говорит, но что значит его условие «только не военный»? Не хочет, чтобы зять ушел на войну! Для меня это совершенно ясно. Однако я полагаю, что, если кто не может сейчас послужить отечеству, то это не человек, а тряпка. Господин Эдзима — да, кстати, его зовут Нобумити — до сих пор не женился, и, кажется, не столько из-за состояния здоровья, сколько потому, что он немножко со странностями. Учтите, что он из рода Эдзима! Ведь Удалившийся на покой в Сомэи тоже такой. Но, говорят, Нобумити исключительно добрый и порядочный человек.
На последних словах она сделала ударение. Этой оговоркой она хотела поправиться, спохватившись, что сболтнула лишнее. Как-никак, а слишком большое сходство со стариком Эдзима, который хоть и был аристократом и главой знатного рода, но слыл маньяком, помешанным на театре Но, отнюдь не говорило в пользу молодого кандидата в женихи Марико.
Тут же она рассказала Тацуэ и о своем опасении: как бы из-за упрямства сомэйского чудака опять не возник вопрос о чистоте крови бедняжки Марико! Но госпожа Ато успокоила ее на сей счет. Она уверяет, что хоть сомэйский старик и слывет закоренелым гордецом, но в таких вопросах он даже менее придирчив, чем его брат Хидэмити.
— Возможно, это и так. Ведь сам-то он поступает, как Ему нравится,— заметила Тацуэ.
Всякий раз, как речь заходила о госпоже Ато, ей вспоминался Сёдзо, словно между двумя этими именами существовала тесная связь. Помолчав, она спросила:—Ну а Марико знает о новом женихе?
— Нет, Речь о нем зашла уже после того, как я сюда приехала. На этот раз я решила сначала узнать мнение Масуи. А Марико сейчас в Токио.
— Вот как! А я и не знала.
— Учительница английского языка, с которой Марико, окончив колледж, стала заниматься для практики, неожиданно покидает Японию,— начала объяснять Мацуко, обрадованная возможностью поболтать на новую тему.— Ведь Сейчас, например, жены сотрудников министерства иностранных дел все стали изучать немецкий разговорный язык. Преподавателей-англичан даже принимать у себя считается Неприличным. Но в какой-то мере это и Марико пойдет на пользу. Лучше, если она переключится на немецкий. В самом деле, ведь даже когда к нам приезжала делегация Гитлерюгенда 167...
Мацуко принялась рассказывать об этом событии, поставившем даже каруидзавских дам и девушек в затруднительное положение — ведь из них редко кто свободно говорит по-немецки. Описала, как импозантно выглядели в своей синей униформе эти прибывшие из далекой страны милые белокурые юноши и с каким замечательным аппетитом все они ели... Но в это время явилась горничная и доложила, что звонят по телефону из Токио. Тацуэ поднялась, бросив свое вязанье на стол, на котором стояла ваза с букетом осенних цветов. Комната, где был телефон, находилась далеко, но Тацуэ отсутствовала не более пяти минут. Все так же легко и плавно ступая на носках красных комнатных туфелек из мягкой кожи, она вернулась, села в кресло, стоявшее ближе к террасе, и, приняв прежнюю позу, снова взялась за вязанье. Но, подобно неуловимой метаморфозе, происходящей с цветами при малейшей перемене в воздухе, в Тацуэ произошла какая-то невидимая перемена В ней появилось что-то новое, чего не было несколько минут назад. Спицы дрожали в ее руках. Когда другая
