у нас нет другого выбора, кроме как сражаться, – заявила Гин Мадзоти.

– А мы готовы к этому? – задала вопрос Джиа.

– Шансы на победу и поражение примерно равны, – ответила маршал. – Мы готовились все лето, и теперь я больше не считаю сопротивление безнадежным. Но все командиры просят больше времени.

– Может, поэтому льуку и атакуют, – предположила Джиа. – Не хотят дать нам возможность подготовиться.

– Самым лучшим в мире планам рано или поздно приходится пройти проверку жизнью, – отозвалась маршал. – Мы сделали, что могли. Остальное зависит от удачи. – Затем она помолчала немного и посмотрела на Рисану. – Однако замечание вашего высочества относительно того, что не все, кто сотрудничает с льуку, предатели, натолкнуло меня на любопытную мысль.

Руи, девятый месяц двенадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

Льуку, чьи воздушные корабли постоянно патрулировали берега Руи и Дасу, отметили внезапную вспышку активности «предусмотрительных» из Дара. Дозорные передали пэкьу Тенрьо тайные послания, которые везли казненные шпионы.

Написанные витиеватым языком, полным отсылок к классикам ано и цветистых цитат из трактатов моралистов, документы эти обещали амнистию и снисхождение всем чиновникам и офицерам Дара, дезертировавшим прежде со службы императрице. Их призывали к убийству видных танов и вождей льуку, в особенности самого пэкьу Тенрьо. Каждому, чье покушение окажется успешным, обещали в награду герцогство, а то и королевство.

Пэкьу от души хохотал, читая эти послания, и не преминул поделиться их содержанием с чиновниками и командирами Дара, переметнувшимися на сторону захватчиков.

– Ничто не подтверждает отчаянное положение Дома Одуванчика более явно, – сказал пэкьу. – Вам прекрасно известно, как обходится Джиа с теми, кто верно служил ее семье. Интересно, после того, что случилось с Тэкой Кимо, Рином Кодой и Гин Мадзоти, найдется ли хоть один человек, который поверит обещаниям императрицы?

Чиновники и офицеры смеялись заодно с новым хозяином. Действительно, попытки Джиа ослабить влияние феодальной знати были еще свежи в их памяти.

Ра Олу вернулся в свой особняк в Крифи, пожалованный ему Тенрьо за верную службу льуку, и поделился новостью с госпожой Лон, которую пэкьу отпустил из гарема после того, как пресытился ее прелестями.

– Уж больно какая-то неуклюжая попытка, – заметила госпожа Лон. – Сдается мне, маршал Мадзоти слишком умна, чтобы предпринимать столь очевидные шаги.

– Ключ надо искать не в тексте, а между строк, – ответил Ра Олу. – В конце послания есть отрывок из стихотворения Лурусена:

Поле прилежный крестьянин зеленью красит,

Душу свою согревая надеждой на золотое зерно.

Но кто наперед может голод узреть и напасти,

Когда властелином морей испытанье дано?

Полным держи свой амбар и двери храни на запоре,

Ибо чревато различными бедами море.

– Это из «Оды к морю», не так ли? Но какой смысл цитировать стихотворение?

– Точно не знаю, – пожал плечами Ра Олу. – Но не могу отделаться от ощущения, что именно в нем таится ключ к тому, что на самом деле хотели сказать императрица и маршал.

– Не может ли это быть вызовом? Некогда император Рагин одержал самую выдающуюся свою победу, проехавшись верхом на крубене. Вдруг отсылка к властелину морей намекает, что Дара рано или поздно победит?

Ра Олу покачал головой:

– Не слишком уместная аллюзия. Льуку не занимаются земледелием, и, готовясь к вторжению на Большой остров, они разрушают аграрное хозяйство островов, превращая поля в пастбища.

– Это верно. Однако Лурусен – любимый поэт Джиа, и она не стала бы цитировать его просто так.

– Маршал и императрица наверняка знали, что их послания перехватят. Поэтому тут должен содержаться шифр… Ты всегда была образованнее меня. Что тебе известно про это стихотворение?

– Так, дай-ка подумать… Лурусен сочинил его после того, как король Кокру заключил договор о ненападении с королем Ксаны, с которым воевал. Отец говорил мне, что это был завуалированный политический памфлет, где Лурусен критиковал правителя Кокру за недальновидность. Хотя в то время в стране царили мир и процветание, поэт намекал на грядущий шторм, что придет из-за моря.

– По причине притязаний Ксаны? – спросил Ра Олу. – Но ведь Ксана делала ставку на господство в воздухе.

– Верно, однако политический климат не позволял тогда говорить открыто, поэтому Лурусен использовал выражение «властелин морей», иносказательно обозначив угрозу со стороны Ксаны.

– По-прежнему не вижу, как это применимо к нынешней ситуации, – разочарованно протянул Ра Олу.

– В стихотворении есть и иные смыслы. – Госпожа Лон принялась расхаживать туда-сюда, силясь восстановить подробности урока литературы многолетней давности. – Помнится, я разбирала это стихотворение, потому что оно нравилось мне, и набрела на фрагмент древней истории, на который, скорее всего, и опирался Лурусен. Много веков назад, еще до того, как возникла стабильная система Семи государств, в Дара существовали и другие государства Тиро, враждующие между собой. Одно из таких королевств, Кеос, сцепилось в бесконечном круге войн с другим государством, под названием Дийо. Кеос был сильнее, ему удалось захватить столицу Дийо и взять в плен короля. Только после того, как правитель Дийо принес королю Кеоса вассальную клятву, его отпустили домой. Но короля Дийо не прельщала мысль закончить свои дни вассалом Кеоса. Втайне он стал вынашивать замысел мести. Распространил слух, что якобы при дворе Дийо в большой цене устрицы одного вида, обитающего только у берегов Кеоса, и что он готов платить за них любые деньги. Население Кеоса вскоре смекнуло, что гораздо выгоднее нырять за устрицами и сбывать их в Дийо, чем работать на полях. Многие крестьяне забросили свои фермы и отправились в море за богатством. Тем временем свое собственное население король Дийо поощрял возделывать все больше земли и выращивать все больше сортов риса, пшеницы и сорго, дающих высокие урожаи. Ссылаясь на бедность Дийо, свою дань Кеосу он выплачивал зерном. А потому король Кеоса не беспокоился из-за того, что большая часть сельскохозяйственных угодий его домена пришла в запустение: ведь хлеба, поставляемого из Дийо, хватало, чтобы прокормить всех. Мало того, население Кеоса богатело благодаря заоблачным суммам, которые платили в Дийо за каких-то несчастных устриц. Пять лет спустя Дийо внезапно перестало вносить дань. Житницы Кеоса были пусты, потому что тамошний люд уже несколько лет не пахал поля. Когда население Кеоса ослабело от голода, армия Дийо перешла границу и с легкостью завоевала соседнее королевство. Король Кеоса повесился от стыда, перед тем как войско противника достигло его столицы.

– Это притча об опасности гордыни и высокомерия, заставивших полагаться на источник провизии, который ты не в силах контролировать, – задумчиво проговорил Ра Олу.

– Я полагаю, Лурусен использовал эту историю в качестве аргумента, утверждая,