– Ты просто сердишься, потому что я нашел способ спасти Дара, до которого ты не додумался. Союз между мною и Танванаки станет началом исцеления и в итоге приведет к слиянию льуку и народа Дара. Прошу, отойди в сторону и не мешай мне сделать то, чего не смог ты сам.

Куни был вне себя от ярости. Он презрительно рассмеялся:

– Да подобное заявление я даже ответом не удостою.

– Все, что от тебя требуется, это написать матери и убедить ее сдаться.

– Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы народ Дара обратили в рабство? Хочешь увидеть, как все острова, подобно этому, станут пустыней?

– Это всего лишь временное положение вещей, вызванное сопротивлением Дара, – возразил Тиму. – Как только Дара сдастся, пэкьу Тенрьо умерит свой пыл и изменит политику. А если он этого не сделает, вмешаемся я и Танванаки. Мы – это будущее, тогда как ты и Тенрьо – прошлое.

– Неужели ты не усвоил совсем ничего из того, чему я пытался тебя научить, рассказывая о потоке власти?..

– Ну конечно усвоил! Просто, как некогда ты сам захватил власть с целью сделать ее более справедливой, так и я сейчас намерен взять ее, дабы смягчить тяжкое бремя управления. Если копнуть поглубже, отец, мы с тобой не такие уж и разные.

– Но льуку – это волки, Тото-тика.

– Не называй меня этим именем, – перебил Тиму. – Я больше не ребенок.

Куни поглядел на сына так, словно увидел его наконец совсем другими глазами.

Сожаление шевельнулось в душе принца, но слова лились из его сердца потоком, который нельзя было остановить:

– Да, отец, я многому у тебя научился. Только учился я, судя по твоим делам, а не по красивым словам. Ты толкуешь про заботу о народе, но не заботишься даже о собственных детях. Говоришь об ответственности правителя, но сосредоточил еще больше власти в своих руках. Разглагольствуешь о зверствах льуку, однако сам в ответе за еще большее число смертей.

– Это нечестно…

Но Тиму не дал себя перебить:

– Я тоже скоро стану отцом, но никогда не буду обращаться со своим ребенком так, как ты со мной. Когда Гегемон захватывал Дзуди, ты согласился оставить меня и Рата-тику в заложниках, чтобы самому трусливо сбежать! Я помню тот день, как если бы это было вчера.

Куни вздрогнул, словно его ударили по лицу.

«Вот оно, возмездие свыше. Грехи прошлого возвращаются ко мне».

– А потом ты бросил маму в руках Гегемона, и она провела в плену долгие годы, пока ты укреплял свою власть, пользуясь принесенной ею жертвой. Уж я, по крайней мере, никогда не поступлю так с любимой женщиной. Мы с принцессой Вадьу станем вместе строить новую империю Дара на крыльях гаринафинов – создадим мир, в котором наш ребенок не будет жить в страхе, сомнениях или ненависти, замешанных на амбициях.

– Ах, сын мой, – только и пробормотал Куни. – Сын мой.

– Я всю свою жизнь буквально из кожи вон лез, чтобы только угодить тебе, – сказал Тиму. – Однако ты вечно был мною недоволен. Я устал ждать твоего одобрения, отец, устал быть твоей тенью. Так каков будет твой ответ на мой вопрос: ты отойдешь в сторону?

Куни Гару покачал головой и отвернулся от сына. Жгучие слезы бежали по его щекам.

Тиму вышел, с силой захлопнув за собой дверь темницы.

Пан, девятый месяц двенадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

«Обращение пэкьу Тенрьо, достойнейшего правителя земель Укьу и Гондэ, а также протектора Дара, к народу Дара

Поелику:

ослепленная властью императрица Джиа незаконно заняла трон Дара;

принц Тиму и сиятельная принцесса Вадьу поженились и ждут по весне ребенка;

император Рагин, гость пэкьу, отрекся в пользу принца Тиму;

народ Дара долго страдал под игом неправедной и неразумной власти;

а также принимая во внимание, что Все-Отец наслал яростные крылья льуку, дабы вписать новую страницу в историю Дара,

я, Тенрьо Роатан,

решил направить императрице Джиа сей ультиматум.

В течение месяца, после должных жертвоприношений Все-Отцу и богам Дара, а именно: Кудьуфин-Кане, Нальуфин-Рапе, Алуро-Тутутике, Пэа-Киджи, Торьояне-Руфидзо, Диасе-Фитовэо и Пэтен-Луто-Тацзу – вся мощь объединенных под моим командованием льуку обрушится на берега не покорившихся доселе островов Дара, дабы утвердить на них трон законного правителя Дара императора Такэ, моего верного тана, известного прежде как принц Тиму.

Все, кто встанет под знамя императора Такэ, будут щедро вознаграждены, а поддержавшие узурпатора Джиа – сурово наказаны.

Пэкьу Тенрьо, протектор Дара

(записано с его слов Такэ, императором Дара)».

Это послание, запечатанное в бутылки и разбросанное лодками льуку близ берегов центральных островов, было прочитано очень многими дара и немедленно вызвало в Пане кризис.

– Ах, Тото-тика, как ты мог, сынок? – проговорила Джиа едва слышно. – Мне следовало самой больше внимания уделять твоему воспитанию, а не полагаться на учителя. Ты разбил сердце отцу. Это предательство, которое невозможно искупить.

– Тиму всегда рассуждал малость непрактично, – сказала Тэра. – Его явно ввели в заблуждение.

– Уверена, у принца имелись на то свои причины, – заметила всегда снисходительная консорт Рисана. – Не все те, кто сотрудничает с льуку, непременно предатели. Иногда по поведению человека на людях трудно судить, что он думает на самом деле: каждое сердце хранит тайну.

Джиа лишь криво усмехнулась в ответ.

– Вопрос в другом, – продолжала принцесса. – Почему они решили вторгнуться именно сейчас?

– Разве мы не ожидали всегда, что вторжение состоится осенью, после сбора урожая? – добавила Дзоми.

– Раз льуку удалось превратить Тиму в марионетку, значит на уме у них не просто военный захват, – заключила Тэра.

– Выходит, они пытаются… – начала было Дзоми, но осеклась, наткнувшись на предостерегающий взгляд принцессы.

– Пытаются посеять в Дара смуту, подтолкнув народ к восстаниям против меня, – закончила ее мысль императрица Джиа. – Все нормально, не тушуйся. Нет ничего неправильного в том, чтобы озвучить истинный смысл послания захватчиков.

– Но этот план сработал бы куда вернее, если не спешить, – промолвила Тэра, поразмыслив. – Льуку гораздо выгоднее укрепить законность притязаний Тиму, быть может, выждать, когда у них с принцессой Вадьу родится ребенок и когда подойдет подкрепление из-за моря, ведь в следующий раз Стена Бурь откроется весной.

– Неужели льуку вдруг почувствовали уверенность в своих силах? – спросила Дзоми. Они обменялись с Тэрой встревоженными, но одновременно теплыми взглядами.

– Или же им хочется, чтобы мы в это верили, – высказал догадку Кого Йелу. – Но полагаю, истина заключается как раз в обратном. Это может быть с их стороны жест отчаяния.

– Так или иначе,