опустилась рядом с ним на колени. Она внимательно смотрела на принца, как будто он был сделан из какого-то хрупкого и ценного материала.

– Тебе лучше прилечь и поспать еще немного, – промолвила она. – Не переживай, действие наркотика прекратится через день-другой. Позже я вернусь проведать тебя.

– А как же моя работа? Я ведь не выполню норму.

– Все это осталось в прошлом, – промолвила принцесса и нежно погладила его по лицу. – Теперь ты будешь жить со мной.

– Я хочу вернуться в деревню, где нас разместили.

– Правда? После минувшей ночи? Как, думаешь, станут смотреть на тебя люди, когда узнают, что мы разделили ложе?

– Что…

Но принцесса не дала ему продолжить. Она встала и направилась к выходу.

– Ты и в самом деле мне нравишься, но мой отец убил своего друга-гаринафина, который спас ему жизнь, ради лучшего будущего нашего народа. А я дочь своего отца.

Тиму понимал, что надо хоть что-нибудь сказать, но слова не шли на ум, ибо его накрыло сильное чувство раскаяния и страха.

Танванаки остановилась на пороге шатра.

– Мечта, которая у тебя родилась, когда мы летали вместе… – проговорила она, не оборачиваясь. – Ее нельзя осуществить без моря огня и крови. И когда я угощала тебя тремя чашами кьоффира, я не шутила. Я хочу, чтобы ты это знал.

И с этими словами принцесса вышла. Тиму смотрел на полог шатра, пока тот не перестал покачиваться, а потом повалился на постель и безутешно разрыдался.

* * *

Принцесса говорила с Тиму о предстоящем браке – простом ритуале, сочетающем обряды льуку и дара, а также о последующей церемонии коронации, и внушала ему, что необходимо думать о будущем, а не о прошлом.

Ночью Танванаки спала рядом, ложась на постель с краю, а ему предоставляя место у стены, и Тиму не был уверен, хочет ли она защитить его, поскольку от входа в шатер тянуло сквозняком, или же помешать пленнику бежать.

Так или иначе, наркотик девушка ему больше не давала.

Лежа в темноте, Тиму перебирал в уме события того дня, когда они летали на гаринафине. Принцесса привлекала его, отрицать это было бессмысленно. Он позволил пламени желания затмить разум, испепелить слова мудрецов ано, обратить тщательно оберегаемую им добродетель в нечто животное, нечто низменное.

«Разве ты не хочешь?» – «Хочу… я хочу…»

Тиму проявил непростительную слабость и понимал это. Он согрешил.

Мнение отца о нем оказалось правильным.

Тиму не мог представить, как после того, что случилось, посмотрит в глаза своим родным. Ему будет невыносимо стыдно. Он остался совсем один.

– Когда льуку хотят чего-то, – сказала лежавшая рядом Танванаки, – то просто берут это. Не позволяй другим решать, что тебе нужно и что нет. Наша жизнь – это короткий шквал в вечной степи времени, и мы почитаем богов, проживая ее пламенно и бурно. Стыд – это ложь, которую внушали тебе те, кто хотел поработить тебя, а не сделать свободным.

Ее голос бодрил юношу, как чашка ледяного сливового чая летом или кубок подогретого рисового вина зимой.

«Семья должна подталкивать человека наверх, а не тянуть его вниз, – размышлял Тиму. – Разве не этому всегда учили мудрецы ано?»

Он повернулся к Танванаки, а та уже открыла ему объятия.

Он сосредоточился на своих движениях и волнах ощущений в теле, чтобы заглушить голос сомнений и прогнать липкое чувство вины.

Столкновение тайфунов

Глава 57

Бедствие

Руи, девятый месяц двенадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

Минул почти год с момента вторжения льуку на Дасу и Руи.

Небольшие рыбачьи шаланды одна за другой возвращались в гавань Крифи, их команды выглядели уставшими и расстроенными.

Пэкьу Тенрьо не понравились вести, которые ему доставили.

– Вы не нашли ни одного источника тольусы на всех островах Дара? – ревел он на весь шатер. Остальные таны льуку держали рот на замке. – Прошлой ночью умер еще один годовалый детеныш. Самки гаринафинов беспокоятся, ибо не могут более производить потомство, а подкрепления мы не получим до следующего года! Ну и как прикажете нам до тех пор контролировать взрослых зверей?

– По-прежнему нет признаков, что императрица Дара готова капитулировать?

– Совершенно никаких. Все лазутчики доносят, что она готовится к войне. Эта женщина одержима властью и не подчинится, хотя у нас в руках ее муж и сын.

Танванаки следила глазами за расхаживающим туда-сюда Тенрьо.

– Мы всё еще можем достичь победы до наступления следующего года.

– Говори!

– Пока гаринафины еще не вышли из нашего повиновения, мы можем вторгнуться на Большой остров и захватить столицу, и тогда у нас появится шанс подчинить всю империю Дара. – Принцесса положила руку на живот. – К тому же у нас теперь есть новое оружие. Законность наследования очень высоко ценится среди этого народа.

Тенрьо посмотрел на дочь и спустя некоторое время кивнул.

* * *

– Я думал, ты будешь рад за меня, – сказал Тиму.

– Рад за тебя? – переспросил Куни Гару. Он видел вызов, написанный на лице старшего сына, и боль сжимала ему сердце. Чтобы не упасть, императору пришлось опереться рукой о стену тюремной камеры.

– Начало новой жизни и создание новой семьи – это всегда радостное событие.

– Но только не в этот раз, Тиму. Не в этот раз.

– Это открывает нам путь к решению, позволяющему избежать кровопролития, – продолжал принц. – Разве не утверждал великий Кон Фиджи, что война – это последнее средство? Льуку и наш народ теперь одна семья, а брат не поднимает оружия на брата.

– Эх, ты, глупое дитя, – прошептал Куни. – Ты прочел так много книг, но почти ничему не научился. – Он стиснул зубы, чтобы с языка не сорвалось что-нибудь такое, о чем потом придется жалеть.

Куни знал, что льуку вознамерились обрюхатить как можно больше местных женщин. Почти все эти беременности были следствием насилия. Постоянное запугивание, грубость и жестокость подобной политики были не только средством сломить дух коренного населения. Таким образом захватчики намеревались утвердить свое право на эту землю, пустить в ней корни. Женщины-воительницы из числа льуку, как правило, избегали обзаводиться потомством, чтобы сохранить боевые качества, и было очевидно, что связь между принцессой льуку и Тиму стала вынужденной.

Но в ответ на мягкий укор отца лицо Тиму вспыхнуло.

– Рискну заявить, что знаю классиков ано лучше, чем тот, кто больше времени проводил, споря с учителем, нежели выслушивая его наставления.

– Ты – принц Дома Одуванчика! Как можно так плохо ориентироваться в нынешней ситуации? Да ведь льуку используют тебя, словно марионетку, в