— Не возможно, а точно.

— Но, штандартенфюрер… Берг всегда тщательно выполнял наши задания, и вы сами не раз хвалили его.

— Не валите с больной головы на здоровую!

— Однако вы не можете сказать…

— Могу! — оборвал его Беккенбауэр. — Вы доложили, что возможность связи через окна фирмы исключена. И все же Кан перед тем, как удрать, переставил горшки с цветами.

— Но я … не знал… Два горшка как стояли, так и стоят на окне, — растерянно мямлил Крейцберг. — А в цветах я не разбираюсь…

— Должны разбираться! — возразил Беккенбауэр, как будто сам мог отличить азалию от бегонии.

— Дюбуэль сказал, что выезжает из Марселя дневным поездом, — начал Крейцберг. — Мы встретим его на вокзале…

— Вы действительно верите в это?

— Почему бы и нет?

— Что ж, подождем…

Когда марсельский поезд подошел к перрону, его незаметно окружили гестаповцы. Всех без исключения пассажиров пропустили через контрольный пункт, и Крейцберг лично пересмотрел документы каждого. Уже понимая, что проиграл, он приказал обыскать вагоны, а сам, заложив руки за спину, прошелся вдоль поезда, ни на кого не глядя…

Вот так нелепо закончить карьеру в тридцать семь лет! Впереди были радужные перспективы: дядя Крейцберга, занимавший высокий пост в ведомстве обергруппенфюрера СС Освальда Поля[20], обещал ему всяческую поддержку. Он даже намекнул, что сможет устроить племянника комендантом большого лагеря, а это, помимо прочего, золотые коронки, часы, перстни…

Крейцберг представил, как Беккенбауэр напишет рапорт, как отошлет его в Берлин и как оттуда придет приказ — отправить гауптштурмфюрера СС Ганса Крейцберга на Восточный фронт. Под пули русских в их бескрайние снега.

Злость сдавила горло. Неужели конец? Но злость — плохой советчик.

Крейцберг и раньше знал, что Дюбуэль не приедет, только дурак не понял бы истинного содержания его разговора с секретаршей «Поло», но еще десять минут назад он имел шанс или полшанса из сотни, теперь же — ни одного.

Хотя почему ни одного? В их распоряжении есть внушительный список лиц, составленный на основе прослушанных телефонных разговоров и регистрации посетителей «Поло». Даже не список — целый справочник. Возможно, в него попал кто-то из связных, а через них можно выйти и на резидента…

Беккенбауэр встретил Крейцберга глумливой улыбкой. Он сунул ему папку:

— Ознакомьтесь, пожалуйста. Здесь данные «команды Ланвица». И знаете, что: вчера две из трех раций, которые Ланвиц считал русскими, не вышли в эфир. Сегодня тоже.

Крейцбергу не надо было объяснять, что это значит: после побега Кана с Дюбуэлем уменьшился поток информации, оборвались связи, и, вероятно, последняя рация тоже вскоре прекратит работу. Это еще раз доказывало, что фирма «Поло» была русской резидентурой.

— Однако сам факт того, что две рации уже замолчали, является нашим успехом, — произнес Крейцберг уверенно. — Скоро, я убежден, мы найдем и третью.

— Но ведь останутся радисты. И Кан с Дюбуэлем тоже останутся. Как, по-вашему, сколько им понадобится времени, чтобы вновь начать передачи в Москву?

Крейцберг ничего не ответил: Беккенбауэр был прав. Подумав немного, он сказал мрачно:

— Лучше б этот Ланвиц хотя бы одного русского радиста взял. Сколько он уже возится со своими «Майбахами» в Париже?

— Да уж, — поддержал его Беккенбауэр, — пеленгаторы Ланвица ползут медленнее черепах. Я отмечу это в рапорте группенфюреру. Каждому — свое.

«Вот именно, — со злостью подумал Крейцберг, — и я еще посмотрю, как ты будешь ловить русских шпионов без меня…»

Он выпрямился и произнес официальным тоном:

— Полагаю, надо немедленно арестовать секретаршу фирмы «Поло» Жервезу Пейрот. Возможно, она морочит нам голову, да и вообще допрос не помешает.

Штандартенфюрер тоже так считал, но засомневался:

— Вы предлагаете поставить крест на фирме? Не рано ли?

— Ну, зачем же? Мы посадим там нашего человека, и пусть она отвечает на звонки, принимает посетителей…

— Что ж, действуйте, гауптштурмфюрер, я не возражаю.

Мадемуазель Пейрот встретила Крейцберга стандартной для всех посетителей улыбкой.

— Чем могу служить? К сожалению, директор фирмы в отъезде, но если надо что-то передать…

Гауптштурмфюрер обернулся к агентам, стоявшим за спиной:

— Слыхали? Она может передать... А где же сам мосье Дюбуэль?

— Уже должен был вернуться, но где-то задерживается.

— Как и господин директор?

— Мосье Кан уехал в Гавр.

— Ну эту байку мы уже слышали. — Крейцберг подошел к окну и переставил горшки на подоконнике. Теперь даже ночью он отличил бы азалию от бегонии. Сев напротив секретарши, он произнес, нагло улыбаясь: — Мой славный птенчик. Когда-то ты отказала мне в свидании. Может сегодня найдешь часок?

Не отводя глаз от него, Жервеза ответила:

— Нет!

— Ну зачем так категорично? Я почти уверен, что именно сегодня ты подаришь мне вечерок.

Жервеза схватила трубку.

— Я позвоню в полицию!

— Никуда ты не позвонишь. — Крейцберг нажал на телефонный рычаг и показал жетон. — Гестапо, мой птенчик. Мы должны арестовать тебя.

Мадемуазель Пейрот, не выпуская трубки, испуганно села на стул.

— Но какие у вас основания, господа?

Крейцберг вырвал у нее трубку и бросил на рычаг. Затем наклонился, глянул в красивые, потемневшие от ужаса глаза девушки и, почувствовав сладкий запах ее духов, резко ударил по щеке. В глазах Жервезы мелькнули ужас и недоумение.

— Вы не имеете права! Я буду жаловаться!

Гауптштурмфюрер придвинулся к ней.

— Я тебе покажу «не имеем права»!

Он еще раз ударил ее. Аромат духов и здорового молодого тела щекотал ему ноздри, пьянил, и Крейцберг с наслаждением принялся хлестать девушку по щекам, постепенно распаляясь и обрушиваясь на нее все сильнее. Жервеза заслонялась ладонями, но гауптштурмфюрер подал знак одному из агентов, и тот, выкрутив руки девушке, прижал ее к спинке стула.

— Вот так, мой птенчик! — угомонился, наконец, Крейцберг. — Это тебе на первый раз. Так сказать, разминка… Ну что, может поужинаем все-таки сегодня?

Гестаповец отпустил Жервезу, однако девушка продолжала сидеть с неудобно заведенными за спину руками. Слезы текли по ее щекам черными от туши ручейками.

Внезапно зазвонил телефон, и Крейцберг отступил от Жервезы.

— Где Аста? — спросил он.

Пикантная женщина подошла к стулу и, согнав с него Жервезу, сняла трубку:

— «Поло» слушает… — пропела она неожиданно тонким голосом. —