Шрифт:
Закладка:
Они спустились к прибрежному скверу и сели на скамью. Шелленберг набрал целую горсть мелких камешков и стал швырять их в мутную воду. Молчание затягивалось. Массон первым прервал его:
— Я бы хотел попросить, бригадефюрер, за лейтенанта Мергелли. Гестапо, видимо, имеет серьезные улики против него, но я хочу заверить вас, что лейтенант действовал по собственной инициативе и… — он запнулся: кто его знает, что сказал Мергелли на допросах, ведь гестаповцы умеют развязывать языки. — …и все же он — молодой человек, не готовый так бессмысленно погибнуть!
— У нас есть веские доказательства против лейтенанта Мергелли... — начал Шелленберг.
«Какие?» — чуть не вырвалось у Массона, но он вовремя спохватился и, вытащив сигарету, закурил. — «Соберись», — приказал он себе.
— Лейтенант связался с врагами рейха, — продолжил Шелленберг, — и смертная казнь, к которой он приговорен, будет справедливой карой для него.
— Мне трудно возражать…
Шелленберг прервал полковника нетерпеливым жестом, но тут же вспомнил, кто сидит рядом, и примиряюще коснулся рукава Массона.
— Рейхсфюрер помилует вашего лейтенанта, — сказал он совершенно неожиданно.
Массон опешил.
— У меня нет слов, герр бригадефюрер…
— Перестаньте, — Шелленберг швырнул камешек, потом второй, пытаясь попасть в то же место. — Разве вас на самом деле волнует судьба этого проходимца?
— Он, к слову, швейцарский подданный, — не попался на крючок Массон, — и моя обязанность…
— Да-да, дорогой мой полковник, каждый из нас имеет кучу обязанностей. И Мергелли тоже их имел, — скосил он глаза на Массона. — Кажется, он был сотрудником вашего Бюро?
Это был запрещенный прием. Массон тоже был знаком со структурой немецкой разведки, и тоже знал их резидентов в Швейцарии, однако говорить об этом, тем более в полуприватной беседе, не следовало. Он промолчал, но Шелленберг и не ждал ответа.
— У нас пока добрососедские отношения, и мы хотим, чтобы так было всегда.
«Пока? Он сказал: «Пока!», — заметил Массон, и это ему не понравилось. К чему клонит Шелленберг?
— Мы хотели бы также иметь хотя бы минимальные доказательства вашей лояльности, дорогой бригадный полковник, поскольку факты, — он подбросил камешек и ловко поймал его, — не всегда говорят в вашу пользу.
— Какие именно? — спросил Массон.
Шелленберг уклонился от прямого ответа.
— Мне не нравится активность американского посольства в Берне, — сказал он двусмысленно.
Массон облегченно вздохнул. Бригадефюрер намекал на разведку американцев и был отчасти прав. Агенты Управления стратегических служб[15] действовали грубо и почти открыто, но ведь это на руку Шелленбергу — СД и гестапо имели возможность следить чуть ли не за каждым их шагом, не говоря уже о снабжении дезинформацией. Неужели бригадефюрер не понимает этого?
— Да, их деятельность на виду, — ответил он весомо, — но куда хуже, если они начнут прятаться.
— Согласен, но каждая из сторон хочет иметь гарантии.
— Мы — сторона нейтральная и не можем запретить что-то посольству, если оно действует в рамках закона.
— Но ведь рамки можно сузить. Максимально.
— Я не могу обсуждать деятельность Совета Конфедерации[16]…
— Пожалуй… — согласился Шелленберг с плохо скрываемой иронией в голосе.
Его слова задели Массона, и он решил перейти в наступление:
— Однако я мог бы привести многочисленные факты антишвейцарской пропаганды в Германии, — произнес он, повернувшись к бригадефюреру. — Чего стоят хотя бы инсинуации Венского агентства «Интернационале пресс-агентур»? А над ним шефствует сам господин рейхсминистр Геббельс!
— Я доложу об этом рейхсфюреру. Думаю, вам не придется больше жаловаться на этих писак.
Шеленберг согласился неожиданно быстро, и Массон, оценив это, отважился сделать ход конем:
— А еще в последнее время в Швейцарии активизировали свою деятельность некоторые общественные организации. Мне докладывали, в частности, о лицах, связанных с кружком «Алеманише Арбейтскрайс».
Он попал в самую цель: Шелленберг швырнул остатки камешков в Рейн.
— Не обращайте на них внимания, мой дорогой бригадный полковник. Мы еще способны справиться с какими-то там кружками. Я даю вам слово, что они будут сидеть тихо!
Это было серьезное заявление, и Массон пристально взглянул на бригадефюрера. Что же он хочет взамен? Вроде бы соглашается и идет на уступки, но бригадный полковник слишком хорошо знал Шелленберга, чтобы поверить, что все это делается бескорыстно.
И вдруг Массон подумал: «А что, если он пронюхал о Коломбе?» Холодный пот прошиб полковника: такого источника не было ни у одной из спецслужб мира. Стоит только СД узнать о нем, и агенты Шеленберга примут все меры, чтобы уничтожить радиста. Если, конечно, он, бригадный полковник Массон, не обеспечит охрану Коломба...
— Я благодарен вам, бригадефюрер... — начал Массон с привычной в таких случаях формулировки, полагая, что Шелленберг именно сейчас хоть немного откроется и начнет выдвигать свои требования. Но он ошибся: бригадефюрер кивал в такт его словам, приветливо улыбался и молчал. — Мы высоко ценим ваше отношение к Швейцарии, о чем свидетельствует ваш приезд сюда…
Шелленберг перестал улыбаться, внимательно посмотрел и сказал значительно:
— Мне тоже приятен разговор с вами, поэтому я хотел бы увидеться еще раз…
Массон не ожидал такого поворота.
— С радостью, бригадефюрер.
— Тогда через месяц. Не возражаете?
— К вашим услугам.
— Я бы хотел посетить Швейцарию. Какой-нибудь укромный уголок.
Массон быстро прикинул: замок Вольфсберг в Эрматингене[17]? Да, пожалуй, лучшего места трудно найти — великолепный пейзаж, рядом озеро Констанца[18] со склонами холмов, наливающихся осенью неповторимой гаммой цветов от бирюзового до огненно-красного. И все это на фоне синего неба и горных вершин.
— В таком случае могу вам предложить замок Вольфсберг. Тишина, покой, охота на косуль…
Главного бригадный полковник, конечно, не мог сказать: владелец замка — его, Массона, непосредственный подчиненный, сотрудник Бюро ХА. Он обеспечит всем, в том числе микрофонами во всех залах и комнатах.
— Вольсберг, вы говорите? Тишина и покой? — переспросил Шеленберг.
Массон понял, куда клонит бригадефюрер.
— Мы гарантируем вам инкогнито и полную безопасность.
Шелленберга усмехнулся. Кто сейчас может гарантировать ему полную безопасность? Даже в своем кабинете, превращенном чуть ли не в крепость, он не чувствовал себя в полной безопасности. А бригадефюрер любил свой кабинет: фотоэлементы в стенах, сигнализация