их ум приобрел навыки обучаемости и жажду к познанию. Лишь таким образом человек переходит от неконтролируемого мышления к созидательному разуму. Между разумом и чисто эмоциональными рефлекторными поступками находится зона интуитивных действий — промежуточная территория между разумом и эмоциональными всплесками. Их надо научиться контролировать: овладение инстинктивными реакциями, включение их в разумные и обдуманные рамки — одно из центральных направлений воспитания в себе homo sapiens.

Наконец, наш разум является инициатором всех изменений, которые мы внедряем в свое существование. Иначе говоря, именно наш разум создает новшества, которые изменяют мир и нас самих, создавая то, что я называю виртуальной реальностью. Это свойство мышления называется воображением. Воображение позволяет рассудку все на свете: с одной стороны, — мечты, не согласующиеся с реальной действительностью; зато, с другой стороны, без воображения невозможны никакие изменения, в том числе и такие, которые двигают мир вперед.

В последнем случае воображение сначала создает картину предстоящих изменений в уме, затем эта картина переносится в семиотическую реальность в виде заметок, планов, картин, чертежей и пр., а затем воплощается в материальных либо духовных продуктах человеческого бытия. Единственным критерием, отличающим маниловские мечтания от ценных для нас нововведений, является их проверка на практике: беспочвенные мечты остаются втуне, в то время как внедренные в практику идеи становятся частью человеческой цивилизации. В сфере искусства указанное различие нивелируется; наоборот, беспредельные фантазии становятся основным средством выражения художественного замысла. Там мы можем реализовать наши мечтания без ограничений, налагаемых суровой прозой жизни.

Постепенно приспособительные усилия homo sapiens создают мощный живой организм — разумное существо, трезво оценивающее свои способности и шансы вести достойное существование в пределах сложившихся обстоятельств.

Глава 9. Отдельные слагаемые научной парадигмы

Настоящая глава призвана дать краткие характеристики тех компонентов парадигмы построения наук, которые я выделил выше (см. схему «Парадигма зрелой науки» в начале главы 2). Анализу будут подвергнуты все слагаемые парадигмы, кроме «предмета изучения» и «методов изучения», которые определяются конкретными обстоятельствами научного исследования. Их так много и, кроме того, они настолько зависят от конкретики, что нет смысла обращаться к ним в глобальном философском подходе к проблеме. Да и сама характеристика основных частей парадигмы не будет развернутой. Моя цель, скорее, заключается в том, чтобы обосновать наличие той или иной составной части в составе парадигмы, нежели в ее подробном описании. Такому описанию, с моей точки зрения, должен быть посвящен подробный анализ в любой существующей науке.

Метаязыки

Вначале я трактовал метаязык как пролегомены к той или иной науке. Этот термин, заимствованный из греческого, означает введение в изучение какой-либо науки, разъясняющее предмет, методы и способы решения ее проблем. Потом я переменил свое мнение и начал понимать пролегомены как нечто более серьезное, нежели простое введение в ту или иную науку. Сейчас я понимаю метаязык как костяк какой-то науки, отражающий ее сущность: ее основные понятия, правила их выведения и классификации. Метаязык не только предваряет изложение науки, но входит в нее в роли поводыря для желающих в ней разобраться. Причем метаязык меняется в зависимости от уровня обсуждения как науки в целом, так и отдельных ее частей. Допустим, метаязык в литературоведении будет иным, чем метаязык для отдельных его ответвлений, — для прозы, поэзии и иных жанров. Потом внутри поэзии мы можем выделить метаязыки в объяснении стихотворных форм, в разделе о метрике или о структурах построения стихов и т. д. То же самое касается всех других наук.

Всё, о чем говорится в метаязыке, раскрывается в парадигме в виде самостоятельных структурных элементов. Если вы взглянете на схему научной парадигмы, то увидите в ней специальные разделы для терминологии, для методов изучения, принятых в данной науке, для аксиоматики и пр. Встает вопрос: зачем выделять дублирующий их всех метаязык? Мне он представляется необходимым, так как представляет квинтэссенцию всего научного подхода, который зримо и незримо пронизывает все предпринимаемые в науке действия ученого. На долю метаязыка приходится наиболее ответственная функция — выявить смысл всех остальных построений, их внутренние скрепы и динамику. Он не просто определяет составные части данной науки, но, прежде всего, их связи и отношения между собой.

Начнем с того, что метаязык конкретной науки может быть выражен в виде краткого законченного образа или афоризма. Например, для общей химии такой образ предстает в виде таблицы Менделеева, которая не только перечисляет все известные химические элементы, но также показывает, как они связаны между собой, какие при этом выявляются свойства для каждого элемента и как они распределяются в общей химической картине мироздания. В генетике тоже трактуются связи, но только между четырьмя элементами, составляющими структуру ДНК, которая объясняет такие фундаментальные свойства генетического (наследственного) материала как способность к умножению, изменению и кодированию наследственной информации. Там роль метаязыка выполняет двойная спираль Френсиса Крика и Джеймса Уотсона (1953 г.). Спираль демонстрирует, как эти элементы связаны между собой и как они расщепляют спираль на две половинки, отвечающие за рост живой материи. Спираль лежит в основе всех прочих генетических процессов вплоть до выяснения полного состава генетического кода у разных живых существ.

Более сложные связи обнаруживаются в неточных науках. Например, в юриспруденции, которую я изучал в вузе, в уголовном праве выделялся так называемый состав преступления. Существует общий тезис: есть статья в уголовном кодексе — есть преступление; нет статьи — деяние не может быть квалифицироваться как уголовно наказуемый деликт. Внутри деяния, определенного как преступление, всегда можно выделить четыре составные части: субъект, субъективную сторону (отношение предполагаемого правонарушителя к своему поступку), объект правонарушения и объективную сторону (как все происходило).

Если нет хотя бы одного из указанных выше элементов состава преступления, то обвиняемый оправдывается либо само преступление переквалифицируется по соответствующей статье (субъективная сторона). Например, если у обвиняемого имеется умысел на убийство, то он идет по одной статье, если же умысла нет, то по другой, например, по статье об убийстве по неосторожности. Такого рода анализ постоянно всплывает в ходе судебных заседаний по уголовным делам, и он исчерпывающе объясняет всю картину происходящего.

Его-то я и называю метаязыком уголовного права, поскольку он пронизывает всю систему действий людей, работающих в этой области юриспруденции. К нему примыкают остальные ветви этой науки: специфическая терминология, процессуальные нормы рассмотрения уголовных дел, назначение соответствующего наказания и пр. Им посвящены многочисленные документы: уголовно-процессуальный кодекс, комментарии к каждой статье уголовного кодекса, статьи в специальных журналах о прецедентах по любой категории дел и пр. В основе всей этой необходимой рутины лежит четырехчленный анализ состава деликта, о