Услышав в трубке голос генерала, он сказал громко, так, чтобы фрау Вернер не пропустила ни слова:

— Прошу извинить, но наша сегодняшняя встреча не состоится. Неотложные дела, господин генерал, речь идет о престиже фирмы: я должен через час выехать в Бреслау. Еще раз извините, генерал. Я вернусь через двое суток и сразу же позвоню вам.

Он положил трубку и повернулся к фрау Вернер. Потом взял счет и оплатил с точностью до пфеннига. Фрау Вернер не обиделась — напротив, она больше уважала клиентов, которые не бросались деньгами и не давали щедрых чаевых. Состоятельный человек знает цену каждому пфеннигу.

— Так я жду вас через два дня, — любезно улыбнулась она Мертенсу на прощание. — Моя комната в вашем распоряжении.

— Я чувствую себя здесь, как дома, — ответил тот. — До свидания.

Монтер закрыл за Мертенсом дверь и облегченно вздохнул. Ему показалось, что этот господин искал бумажник в ящике стола. Скряга несчастный, ведь там была только мелочь.

Граупель съежился, нащупав в кармане кошелек. И надо же такому случиться! Он подобрал его автоматически, даже не раскрыв. И только потом, увидев в нем всего несколько монет, хотел было положить на место, но тут вернулся этот Мертенс… А отдал бы он кошелек, если бы в нем была более крупная сумма денег? Кто знает?

Ему вдруг стало страшно, словно его уже поймали и сейчас потащат в полицию.

Фрау Вернер пошла в свою комнату, Граупель же, пользуясь ее отсутствии, высыпал мелочь в карман, а кошелек выбросил в развалины. Он знал, что поступил скверно, но стоит ли бередить свою совесть из-за несколько марок, случайно попавших в руки?

Когда муки перестали терзать Граупеля, он обратился к фрау Вернер:

— Пожалуй, я вам больше не нужен! Если что, позовите меня.

— Спасибо вам, Клаус, — отозвалась та. — Даже не знаю, что бы делала без вас!

— Пустяки, — буркнул монтер и направился к выходу.

Пять серебряных марок Мертенса Граупель потратил на сигареты в табачной лавке на соседней улице. Он перекинулся с лавочником несколькими словами, пожаловался на дурную погоду с дождями и туманами, на раненую под Москвой ногу, болящую к ненастью. Они сражались тогда, как львы, но что поделать — русские стояли насмерть…

Сказав это, монтер испугался: что, если этот лавочник — осведомитель СД, а там за такие слова по головке не погладят.

— Зато сейчас, — воскликнул он с оптимизмом, — наши доблестные войска прижали русских к Волге, Сталинград вот-вот падет, и я искренне жалею, что не могу быть там!

В шесть часов вечера лавочник стал подсчитывать дневную выручку. Примерно в это же время Пауль Мертенс был уже в Гааге и звонил с вокзала секретарю фирмы. Услышав спокойный голос Вилли, он облегченно вздохнул.

— Дела не очень хорошие, — начал он неопределенно, — и мои надежды не оправдались...

— Сорвался подряд на строительство гаражей? — не понял Вилли.

— Хуже! — ответил Мертенс. — Я хотел бы увидеть вас. Там, где мы обедали в прошлый раз. Приезжайте сразу с бумагами, самыми важными. Вы меня поняли?

— Конечно, — перебил Мертенса Вилли. — Выезжаю и скоро буду.

С Вилли разговаривать — одно удовольствие: понимает все с полуслова. Через двадцать минут он приедет на окраину Гааги, в небольшой ресторанчик, где посетителей всегда мало, и они спокойно обсудят положение дел. Вернее Пауль уже знает, что делать: он имел достаточно времени, чтобы обдумать все и решить, как действовать дальше...

В этот момент, когда маленький «Ситроен» Вилли останавливался у ресторанчика, лавочник в Берлине разглаживал и складывал в стопку ассигнации: он был педант, этот старый лавочник, и ежедневный подсчет денег доставлял ему истинное наслаждение, сравнимое разве что с лишней чашечкой кофе, выпитой на завтрак, и не эрзац, а настоящего бразильского кофе, от которого взбадривается тело и светлеет голова.

Лавочник вздохнул: придется ли ему еще когда-нибудь отведать этого дивного кофе, почувствовать его божественный вкус?

Он сдвинул бумажные деньги и начал пересчитывать серебро. Сложив четыре пятимарковика столбиком, он хотел было поставить его на стол, но одна из монет привлекла его внимание, и старик положил ее отдельно.

Неужели фальшивая?

На ободке ее виднелась едва заметная черточка, словно бы кто-то зачем-то провел там иглой.

Лавочник подбросил монету на ладони, попробовал на зуб. Нет, как будто настоящая. И все же эта черточка не давала ему покоя. Схватив острый нож, он попытался разъединить монету, засунув нож в черточку, но лезвие лишь скользило по ободку.

Лавочник тяжело вздохнул. Прошли те времена, когда он покрывал такими столбиками практически весь стол. Теперь же… Но ничего не поделаешь: почти всего его клиенты сейчас там, на Востоке и не нуждаются в услугах старого лавочника.

Серебряная монета не выходила из головы. Снова взяв, он потер ее между ладонями, сжал пальцами, попробовал покрутить и.… вдруг монета распалась на две части, при этом какая-то тоненькая полоска выпала ему на колени.

Лавочник осторожно поднял ее. Чушь какая-то, словно бы кто-то забавы ради вырезал кадры из кинопленки. Он поглядел ее на свет, но ничего не понял — какие-то точки, царапинки…

Внезапно мелькнувшая мысль ошеломила его. Тревожно взглянув за витрину, старик дрожащими пальцами спрятал пленку в монету и сжал ее половинки. Они сошли мягко и плотно, никто бы и не заметил ничего — обычные пять марок.

А между тем дверь в лавку открылась, и на пороге возник незнакомец. Лавочник продал ему пачку сигарет, машинально отсчитал сдачу, не переставая удивляться монете, лежавшей сейчас на краю стола. Наконец решившись, он накинул старенькое пальто и потащился под мелким дождем в полицейский участок.

Он шел, согнувшись и заложив руки в карманы пальто. Злосчастная монета, зажатая между пальцев, противно холодила их, хотя сама ладонь была мокрой от пота. Внезапно он остановился и огляделся по сторонам. А может ну ее? Вон же урна для мусора, можно незаметно выбросить, и концы в воду… Он сможет тогда вернуться в свою теплую уютную лавку и вновь встречать улыбками постоянных клиентов, обмениваться новостями… А монета кроме неприятностей ничего не принесет...

Лавочник стиснул пять марок. Наверное, в них кроется какая-то тайна...

А если заподозрят его?

Испугавшись, он остановился. Да, его могут заподозрить, и тогда будет плохо. А впереди была еще одна урна…

И все же он