Жан Дюбуэль постоял на углу улицы, откуда хорошо просматривался двухэтажный коттедж красного кирпича с узкими готическими окнами.

Все было спокойно, и занавески на левом окне задернуты — можно было заходить.

Ему открыла сама хозяйка. Она отступила, давая проход, но как-то странно взглянула на него, и этого было достаточно, чтобы полковник Кладо сообразил не задавать вопрос, который отрезал бы ему все пути к спасению. Элементарный вопрос: «Здесь ли живет господин Клод Тюрбиго?»

Жан Дюбуэль уже знал, что попал в ловушку и назад дороги у него нет: если даже рвануть по улице — дело это бесполезное, потому что улица пуста, и его быстро догонят или просто застрелят. Вряд ли поможет, если он назовет другую фамилию — простите, мол, ошибся адресом... Гестапо известны такие фортели, и его уже не отпустят без проверки, а это тоже конец.

Но ведь на крайний случай у него есть документы. Не настоящие, но сделанные добротно, и их можно использовать только в минуту опасности. Сейчас такая минута настала.

Жан Дюбуэль, вежливо прикоснувшись к полям шляпы, спросил:

— Простите, я хотел бы узнать, кому принадлежат гаражи за вашей виллой?

Из-за спины хозяйки, как Дюбуэль и предполагал, выступил человек в штатском.

— Пройдите внутрь! — приказал он.

— Но ведь я только хотел…

— Пройдите! — прозвучало повторно.

Жан Дюбуэль пожал плечами и переступил порог. Сразу же за его спиной встал еще один — со «шмайсером».

— Ваши документы! — протянул руку первый. — Кто вы и для чего пришли сюда?

Дюбуэль медленно полез в карман и достал удостоверение.

— Я из организации Тодта, — пояснил он. — Нас интересуют гаражи за этой виллой. Я просто хотел узнать, кому они…

— Помолчи! — приказал гестаповец. Он вертел в руках удостоверение, и Дюбуэль, поняв, что тот колеблется, с достоинством произнес:

— Я понимаю вас, господа, но генерал Люблинг будет недоволен. Он ждет меня через час, и я прошу вас позвонить ему…

Это был рискованный ход, но что оставалось делать? Стоило гестаповцу спросить генеральский номер, и…

Гестаповец отдал удостоверение.

— Пшел вон отсюда!

— Как вы смеете мне хамить! — сыграл возмущение Жан Дюбуэль. Его подтолкнули в спину, а он бы сейчас не возражал и против вульгарного пинка под зад…

— Хотя стой!

Неужели гестаповец передумал? Так и есть: тот протягивал руку за удостоверением.

— Я же говорю, позвоните генералу Люблингу, — повысил голос Жан Дюбуэль.

Гестаповец, не отвечая, вынул блокнот и записал его фамилию. Потом отдал документ.

— А вы, господа, не знаете, чьи это гаражи? — Дюбуэль попытался даже улыбнуться.

— Вон, тебе говорят! — окрысился гестаповец.

Дюбуэлю хватило выдержки подойти к другому коттеджу и расспросить открывшего ему старика о гаражах, но он все время чувствовал на себе липкий взгляд человека под зонтом, стоявшего недалеко на автобусной остановке. Расспросив, он дождался автобуса и облегченно вздохнул, увидев, что мужчина с зонтом остался на месте.

Дюбуэль вышел в центре города, проверив, не следят ли за ним. Потом забрал в отеле чемодан и поехал на вокзал…

Увы, очередная явка была провалена, и он никогда больше не увидит Клода Тюрбиго.

Но успел ли тот отправить сигнал об опасности?

В том, что Тюрбиго не скажет ни слова, Дюбуэль был убежден. «Как это хорошо — быть уверенным в товарище!» — подумал он.

И все же провал Клода Тюрбиго ставил перед Дюбуэлем проблемы, которые трудно было разрешить. Главное — код. Успел ли Клод уничтожить кодовую книгу? В принципе, это не важно — больше этим кодом пользоваться нельзя. Однако этого не знает Коломб. Он выходит в эфир дважды в неделю, и послезавтра, может чуть позже, когда абверовские ищейки прочтут его очередную радиограмму и расшифруют предыдущие, в СД поймут, наконец, что информация к нему поступает из ОКВ.

Что ж, полгода назад, перебрасывая Тюрбиго из Швейцарии в Брюссель, они допустили ошибку — Клод должен был иметь свой собственный код. Правда, тогда у них не было его, но уже через месяц Центр прислал им новые книги.

На Брюссельском вокзале Жан Дюбуэль написал письмо в Женеву. Всего несколько строк: он поздравил некого Анри с днем рождения и сообщил, что дела фирмы в Брюсселе идут не очень хорошо. Марку на конверт он приклеил в левом углу над адресом — это был сигнал о том, что всю радиосвязь следует временно прекратить.

Шеф имперского гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер, ознакомившись с радиограммами, посланными в Москву из Бельгии и Швейцарии, позвонил начальнику шестого отдела СД бригадефюреру СС Вальтеру Шелленбергу.

— Есть ли у вас пара минут для занимательного разговора? — произнес он в трубку.

— Вы же знаете, я всегда найду для вас время. К тому же, незанимательных разговоров у нас с вами не бывает, дорогой Генрих.

Мюллер заметил в этой реплике какой-то неясный подтекст, но докапываться до истинного смысла ему не хотелось. Сейчас он поставит на место этого выскочку.

— Так я вас жду, — буркнул он и положил трубку.

Шелленберг появился быстро. В сером костюме, подчеркивающем все достоинства его фигуры, в рубашке с модным воротничком и галстуке от лучшего парижского кутюрье.

Мюллер смерил бригадефюрера брезгливым взглядом. Пижонство Шелленберга порой раздражало его. Может потому что сам он редко носил гражданские костюмы, а может и потому, что в принципе был уверен: признаком настоящего мужчины является только мундир. Другое дело какой — черный, коричневый или обычный армейский, но все же мундир. Он дисциплинирует и одновременно определяет вес человека. Правда, до поры Мюллер не афишировал своих мыслей, зная любовь фюрера к фракам. Никто не догадывался, что он считает эту любовь чудачеством, впрочем, Мюллер прощал это фюреру: великим людям свойственны странности…

Группенфюрер придвинул Шелленбергу несколько расшифрованных радиограмм. Тот быстро пробежал их глазами и бросил на стол.

— А-а... Вот вы о чем... — сказал он подчеркнуто небрежно. — Я прочел их еще вчера.

Шея Мюллера налилась кровью: этот прохвост снова обскакал его. Интересно, успел ли он что-либо доложить рейхсфюреру? Но расспрашивать об этом не стоило. Он начал неопределенно:

— Что же вы думаете об этих близнецах? — Шелленберг смотрел непонимающе, и Мюллер пояснил: — Швейцарско-бельгийских... Мы взяли одного, и это большой успех!

— А