он стал делать на моем месте?» Занятия государыни продолжались до 9 часов. В это время она никогда не беспокоила других: сама выпускала собачек, отворяла им дверь. Под старость только государыня завела колокольчик, на зов которого являлась всегда Мария Савишна Перекусихина. В бытность еще цесаревной Екатерина любила потешаться с колокольчиком: раз она спряталась под кровать и, держа в руке колокольчик, звонила; прислуга несколько раз входила в спальню в недоумении и долго искала ее, пока сама забавлявшаяся великая княгиня не открыла им своей шутки. До чего она дорожила спокойствием своих слуг, существует много анекдотов. Так, однажды она услышала громкий, неизвестно откуда происходящий голос: «Потушите, потушите огонь!»

– Кто там кричит? – спросила она.

– Я, трубочист, – отозвался голос из трубы.

– А с кем ты говоришь?

– Знаю, что с государыней, – ответил он, – погасите только огонь поскорее, мне горячо.

Екатерина тотчас сама залила дрова и, заметив, что труба от самого верха прямая, приказала сделать в ней решетку.

Государыня раз рано утром увидала из окна, что старуха ловит перед дворцом курицу и не может поймать. «Велите пособить бедной старухе; узнайте, что это значит?» – повелела императрица. Государыне донесли, что внук этой старухи служит поваренком и что курица казенная, украдена. «Прикажите же навсегда, – сказала Екатерина, – чтоб эта старуха получала всякий день по курице, но только не живой, а битой. Этим распоряжением мы отвратим от воровства молодого человека, избавим от мучения его бабушку и поможем ей в нищете». После того старуха каждый день являлась на кухню и получала битую курицу.

Раз, прогуливаясь в садике, государыня заметила в гроте садового ученика, который имел перед собой четыре блюда и собирался обедать. Она заглянула в грот и сказала:

– Как ты хорошо кушаешь! Откуда ты это получаешь?

– У меня дядя поваром, он мне дает.

– И всякий день по стольку?

– Да, государыня, но лишь во время вашего пребывания здесь.

– Стало быть, ты радуешься, когда я сюда переселяюсь?

– Очень, очень, – отвечал мальчик.

– Ну, кушай, кушай, не хочу тебе мешать, – и государыня пошла от него прочь.

Придворная прислуга при ней наживалась и тащила все; государыня смотрела на эту поживу глазами доброй хозяйки. Например, при ней показывали на один обед караульного офицера во дворце 70 рублей, дворцовое серебро чистили таким порошком, что значительная доля серебра оставалась чистильщикам. Великому князю Александру Павловичу раз потребовалась ложка рому, и с тех пор в расход записывалась бутылка рому. Эта бутылка рому показывалась на ежедневный расход даже в царствование Николая: ее открыла императрица Александра Феодоровна. Императрица со всяким истопником и лакеем обращалась приветливо, прибавляла к словам: потрудись, пожалуй, спасибо, очень довольна и т. д.

Все служащие при ее особе имели к ней такую привязанность, что малейшее неудовольствие государыни повергало слуг в большое горе. У государыни было пять камердинеров, три при ней и два при Эрмитаже, у каждого были особые должности. Один смотрел за гардеробом, другой надзирал за чистотой в комнатах, третий был начальником «казенной», в которой хранились бархаты, материи, полотна, парчи и другие вещи. Был при ней посыльный, старичок Федор Михайлович. Все важные бумаги и дела она посылала с ним незапечатанными. Письма отправлялись следующим образом: старик открывал свой карман, говоря: «Положите сами, государыня». Императрица укладывала в нем бумаги, как в сумке. Когда же он являлся к посланному, то тот уже сам вынимал из кармана почту. Любимый ее камердинер Попов отличался необыкновенною правдивостью, хотя и в грубой форме, но императрица на него не гневалась. Раз Екатерина приказывает ему принести часы. Попов отвечает, что нет у нее таких. Императрица приказывает ему принести все ящики. «Я сама осмотрю, когда ты упрямишься». – «Зачем их понапрасну таскать, когда их нет». Граф Орлов, случившийся при этом разговоре, делает за грубость замечание Попову; тот ему, в свою очередь, отвечает: «Еще правда не запрещена, она сама ее любит». Наконец ящики были принесены, и часов не нашли. «Кто же теперь не прав, государыня?» – сказал Попов. «Я, – сказала государыня, – прости меня». Другой раз, не находя на своем бюро нужной бумаги, Екатерина сделала этому камердинеру выговор, сказав: «Верно, ты ее куда-нибудь задевал?» Попов грубо отвечал: «Верно, вы сами куда-нибудь ее замешали». Государыня в досаде приказала ему выйти вон из комнаты. Скоро государыня, найдя бумагу в другом месте, приказала позвать Попова к себе. Попов не шел, говоря: «Зачем я к ней пойду, когда она меня от себя выгнала?» Только по третьему зову предстал на глаза государыни угрюмый камердинер.

Раз Попов доложил государыне, что крестьяне одной деревни просят его, чтобы он их купил, и предлагают ему в пособие 15 000 рублей. Государыня велела ему напомнить ей, когда он будет совершать купчую. Через несколько времени, вспомнив об этом, она спрашивает Попова: «Что же твоя деревня?» Попов отвечает ей, что по этому имению явилась тяжба. «А когда так, – сказала Екатерина, – то я запрещаю тебе судиться, потому что судьям известно, что ты один из моих приближенных, и потому, наверно, решат в твою пользу». Государыня сутяжничество и взяточничество преследовала сильно. Раз, узнав, что владимирский наместник берет взятки, Екатерина послала ему в подарок в день Нового года кошелек длиною в аршин. По словам Сегюра, этот кошелек наместник развернул на глазах всех гостей за обеденным столом у себя.

По смерти Попова князь Барятинский на место умершего хотел определить своего любимца. Государыня прямо воспротивилась этому, говоря: «Сии господа выбирают мне камердинера для себя, а я хочу его иметь для себя», – и приказала дворцовым служителям найти ей камердинера в среде их же самих.

После девяти часов первый к ней входил с докладом обер-полицеймейстер. Государыня расспрашивала его о происшествиях в городе, о состоянии цен на жизненные припасы и что говорят о ней в народе. Узнав раз, что говядина от малого пригона скота из 2 копеек дошла до 4 копеек, приказала выдать ему денег для закупки скота, чтобы от этого снова цена понизилась. После обер-полицеймейстера входили: генерал-прокурор – с мемориями от Сената, генерал-рекетмейстер[366] – для утверждения рассмотренных тяжб, губернатор, управляющий военной, иностранной коллегиями и т. д. Однажды, когда государыне докладывал кто-то о делах, в соседней комнате придворные играли в волан, и так шумно, что заглушали его слова. «Не прикажете ли, – сказал он, – велеть им замолчать?» – «Нет, – отвечала государыня, – у всякого свои занятия. Читай немного погромче и оставь их веселиться». Для некоторых членов назначены были в неделе особенные дни, но все чины в случаях важных и не терпящих отлагательства могли и