необходимо подкрепиться. В чересчур просторном зале буфета сидели люди, которые зашли сюда после кремации своих близких. Все они тоже что-то ели, пили, о чем-то беседовали. Братья Оды сказали, что в этом году большой урожай яблок, и, видно, своего труда не оправдаешь, но в Токио они дороги, да и вообще в столице за что ни возьмись — все денежки стоит. Эти сетования, впрочем, не мешали обоим братьям уписывать фрукты и с жадностью пить ситро, благо угощение было даровое.

Когда вернулись в крематорий, труп Оды уже был сожжен, и прах лежал на той же тележке. Служители в синей форме так же равнодушно, как они вкатили тележку с гробом в печь, извлекли ее оттуда и подали провожавшим урну и лопаточку. Каждый из четырех бросил в урну по горстке праха, а затем служитель сам стал ее наполнять. С характерным шуршаньем, как просеиваемая через сито мука, падал в урну прах. Урна была наполнена до краев — с трудом закрывалась крышка, но на тележке еще оставался пепел.

Когда служитель закончил свое дело и вопросительно взглянул на провожавших (остальное выбросить, что ли?), Сэцу сказала:

— Если можно, я хотела бы это взять.

— Правильно, и я тоже хотел бы...— присоединился к ней Сёдзо.

Оба присели на корточки возле тележки и подобрали весь пепел. Чистый и белый, как ракушки на морском берегу, он еще не совсем остыл, тепло ощущалось через папиросную бумагу, в которую его завернули, и Сёдзо казалось, будто это тепло исходит от тела Оды. Итак, все кончено. Служитель вложил урну в ящичек, обернул его в коричневатую бумагу, аккуратно перевязал шпагатом, а затем завернул еще в белую ткань. Делал он это с привычной быстротой и ловкостью, как приказчик в универмаге упаковывает проданную вещь. Наконец старший брат Оды принял сверток и держал его в руках с недовольным видом человека, которого заставили совершить какую-то ненужную ему покупку. Затем оба брата заспешили к выходу, собираясь ехать прямо на вокзал. Сёдзо и Сэцу проводили их до ближайшей станции электрички.

— Бедный Ода! — это была единственная фраза, которую Сёдзо произнес, когда те уехали. Этим было все сказано. Сэцу промолчала.

Миновав палисадник у трамвайной станции, Сёдзо и Сэцу увидели маленькое кафе и не раздумывая сразу вошли туда, словно договорились об этом заранее. В кафе было пусто.

— Вы, наверно, устали? — спросил Сёдзо, бросая свою соломенную шляпу на ближайший столик.

— Думаю, вы больше устали, ведь вы прямо с Кюсю,— ответила Сэцу, садясь напротив Сёдзо и бережно поставив на соседний стул свою корзиночку, в которой лежал теперь сверточек с прахом Оды.

— Оказывается, уже второй час. Давайте поедим бутербродов. Я хотел бы и пива выпить, вы разрешите? — спросил Сёдзо.

— Пожалуйста, пейте на здоровье!

— Эй, послушайте!..

Подошла единственная в кафе официантка и с сонным видом приняла заказ. В такой знойный день очень хотелось пить, и Сёдзо был приятно удивлен, когда официантка принесла только что вынутую из холодильника, запотевшую бутылку пива.

Сэцу разрешила налить ей немного пива, но не притронулась к нему. Сёдзо выпил два стакана подряд. Утолив наконец жажду, он приободрился.

— Послушайте, Сэттян,— сказал он,— смерть Оды не самоубийство?

-— Почему вы спрашиваете? Разве...

— Я просто пытаюсь представить себе, как могло это произойти. Ода и самоубийство — это несовместимо. Это никак не вяжется ни с его обликом, ни с его характером, ни с чем. А вместе с тем вполне возможно, что для него самого именно такой конец был наиболее желателен. Ведь он был все равно что приговорен к смерти. Съездить к вам проститься, а на обратном пути, помахав вам на прощанье рукой (ведь вы его провожали), свалиться с платформы и попасть под колеса электрички — что ж, может быть, для него это было лучше, чем что-либо другое. Как вы думаете?

Сэцу поняла намек, веснушки на ее щеках сделались темно-коричневыми, но она спокойно сказала, что картина, нарисованная Сёдзо, смахивает на сюжет бульварного романа.

— Ода-сан и в день прощанья говорил мне, что он нужен институту, что за него будут хлопотать и, вероятно, отзовут из армии.

— А разве такие случаи были?

— Были. В университете, например, мобилизовали ассистента с кафедры гидродинамики. Он работал над темой, которой никто больше не занимался. Пока в университете мешкали, его успели отправить в Маньчжурию. Но тут университетское начальство спохватилось, стало хлопотать, и его вернули.

— Да... А вот если бы Ода не отказался поехать в Пекин, его не взяли бы в армию,— заметил Сёдзо.

Ода знал это и все-таки не хотел расстаться с Токио. Догадывалась ли она, почему?

Однако Сёдзо не задал ей этого вопроса и, словно отогнав свои сомнения, выпил залпом третий стакан пива.

— Ну, а как он выглядел, когда приезжал к вам прощаться?— спросил он.— Очень унывал?

— Нет, не очень. Когда он приехал ко мне в больницу, я как раз купала младенцев. Ему пришлось подождать минут тридцать-сорок. Освободившись, я поспешила в приемную. Он ожидал меня там. Застенчиво улыбаясь, неожиданно предложил отправиться куда-нибудь поужинать. Сказал, что должен сообщить мне важную новость. Я спросила — какую новость, а он ответил, что получил мобилизационную повестку и едет на родину призываться. Я была ошеломлена и растерялась, вероятно, больше, чем он.

Взяв бутерброд с тарелки, Сэцу продолжала рассказ. У одной из рожениц в тот вечер поднялась температура. При обычных обстоятельствах Сэцу не могла бы уйти из больницы. Но тут старшая сестра отпустила ее, и они с Одой ушли. Направились в ресторанчик на привокзальной улице. Там Ода заказал три европейских блюда, бутылку пива. Он казался очень веселым, оживленным, слегка раскраснелся. Он как будто и забыл про то, что через два часа должен уехать из Токио туда, где его ожидала страшная участь. Он рассказал об ассистенте кафедры гидродинамики, которого вернули из армии. Очень радовался, что ему удалось пристроить свои личинки в филиал института, где за ними присмотрят.

Сказал еще, что виноват перед товарищами: они хотели устроить ему проводы где-нибудь близ вокзала в Уэно, оттуда он мог отправиться прямо на поезд. Но он отказался, заявив, что у него нет ни одной свободной минуты. «Из-за этих проводов я бы не мог проститься с вами»,— объяснил он, глядя на нее с какой-то особенно светлой улыбкой.. Но об этом Сэцу не захотела рассказывать.

— Гидродинамика — это важная наука,— сказал Сёдзо,