не интересует! Твое дело — лишь выполнить то, о чем я прошу! Больше от тебя ничего не требуется. Пусть Масуи поможет мне, как помог тебе. Но было бы еще лучше, если бы он привлек меня к каким-нибудь своим делам в наших краях. Пусть бы это был, скажем, цемент в Хоя. Ведь еще до войны там грузились итальянские и немецкие пароходы. А сейчас там такое творится! Невиданно благоприятная конъюнктура!

Городок Хоя, расположенный на морском побережье в тридцати километрах южнее Юки, славится известняком. Даже крыши домов здесь покрыты белой известковой пылью. С прошлого года, когда Масуи с семьей побывал на родине, цементная компания в Хое благодаря вложенному им капиталу чрезвычайно расширила свое предприятие. Директор и управляющий компании, целиком зависимые от Масуи, были местными жителями. Киити их хорошо знал и считал негодяями, наживающимися на войне, подобно Ито.

Под каким бы благовидным предлогом ни начиналась война, кончается дело тем, что она становится источником обогащения фабрикантов оружия и военных поставщиков.

И с этой точки зрения Киити был совершенно прав. Но осуждая других, он и сам жаждал урвать некую толику барышей, которые приносила война тем, кого он осуждал. Следовало бы указать ему на это противоречие, но у Сёдзо не было настроения заводить серьезный разговор на такую тему. Тем не менее, когда Киити снова заговорил о Масуи и стал упрекать брата в неискренности и эгоизме, Сёдзо с ожесточением ткнул выкуренную наполовину сигарету в пепельницу и сказал:

— Не путайте, пожалуйста, разные вещи! Я добивался и добился у Масуи средств, но не ради личной выгоды. Кроме того, со стороны, может быть, и кажется, что я близок с господином Масуи, но на самом деле это не так. Он очень занятой человек, да и у меня нет свободного времени. Я его по нескольку месяцев и в глаза не вижу.

— Но ведь деньги ты получаешь каждый месяц?

— К этому тоже Масуи лично не имеет отношения. И свое жалованье и деньги, отпускаемые на расходы по библиотеке, я получаю с текущего счета фирмы, и все это оформляет его личный секретарь.

— Это тот, что с ним в прошлом году приезжал сюда? Эбара?

— Эбата.

— Ах, да! Господин Эбата. Мы с ним тогда однажды вместе у них ужинали. Он, кажется, родственник госпожи Мацуко?

— Двоюродный брат.

— Вот как! Ну, так можно и с ним.

— Что можно?

— Как что? Поговорить о моем деле! Это даже лучше, чем обращаться прямо к Масуи. Договориться с господином Эбата, чтобы он поставил этот вопрос перед патроном,— самый удобный путь. Даже если это будет только предварительная разведка — и то неплохо! Это-то ты по крайней мере можешь сделать?

— Не хочу!

Ответ Сёдзо прозвучал настолько резко, что Сакуко, которая уже выходила из комнаты, остановилась и, держась рукой за дверь, обернулась.

— Не хочешь?—переспросил Киити.

— Просить его об этом постыдно.

Отказ Сёдзо, выраженный в более резкой форме, чем

Хотя Сёдзо и знал, что это лишь последняя стадия опьянения, все же он был озадачен. Брат был так расстроен, что он растерялся и не знал, что сказать.

— Ну, это еще что! Переоденьтесь и идите спать,— сказала мужу Сакуко. Она вернулась в комнату, захватив ночную одежду — легкое шелковое кимоно с узкими рукавами.

Подойдя к Киити, который, закрыв лицо руками, громко рыдал, она со спокойно-невозмутимым видом человека, привыкшего к подобным сценам, бросила на ходу деверю:

— Сёдзо-сан, отправляйтесь и вы спать!

Несомненно, даже убийца, проспав глубоким сном ночь напролет, наутро не верит самому себе: как он мог впасть в такую ярость, что схватился за пистолет? Подобное же чувство испытывал Сёдзо, выходя на следующий день рано утром из дому.

Он раскаивался в том, что вступил в пререкания вчера с братом. Конечно, это вполне естественно, что он отказался вести с Масуи переговоры насчет денег. Высказанный им взгляд относительно дел Киити он тоже ни при каких обстоятельствах не собирался менять. Но он ведь знал, что брат пьян, и затевать с ним спор было нехорошо. Возможно, все, что вчера говорил Киити, было лишь пьяным бредом.

Возможно, что все эти проекты насчет производства красителей и компании по производству сурепного масла тоже были лишь фантазией, порожденной завистью к военным поставщикам, и накаких компаньонов, которые делали ему подобные предложения, вовсе не было. Да и просьба обратиться к Масуи по поводу кредита тоже была высказана в пьяном виде. В самом деле, уже одна эта просьба придавала всему разговору неприятный характер. Да и вообще, как бы ни изменилась обстановка, мог ли Киити, всегда нерешительный и чересчур осторожный, вдруг так осмелеть?

Сопоставив все это, Сёдзо приходил к выводу, что брат говорил, да и слезы лил спьяну. «Как я мог принять это всерьез и завести подобный разговор!» — прищелкнул он языком, досадуя на собственную глупость.

Он шел через парк к дому учителя Уэмуры. Хотел договориться с ним о встрече в библиотеке в полдень. Прежде в этот утренний час здесь можно было встретить лишь весело щебетавших ребятишек, идущих в школу. В каникулы парк был безлюден. Теперь на дороге, по которой шел Сёдзо, было полно прохожих. Это были молодые рабочие, спешившие на завод Ито, расположенный на осушенном участке у моря. Многие парни ехали на велосипедах. За спиной Сёдзо поминутно раздавались звонки, и велосипедисты проезжали мимо, чуть не задевая педалями его серые брюки из альпаги. Но царившее на дороге оживление отличалось от простодушного веселья детворы, идущей по утрам в школу. У спешивших на работу парней был горделивый, независимый и сосредоточенный вид занятых людей.

«Военный бум, видно, основательно расшевелил город, раз даже работа на военном предприятии так воодушевляет людей»,— размышлял Сёдзо, давая дорогу велосипедистам и держась как можно ближе к краю замкового рва. Глядя на этих рабочих, он начинал понимать психологию брата, который был так одержим мыслью завести прибыльное дело, что даже пустился сочинять небылицы насчет красителей и сурепного масла.

С Уэмурой он переговорил в прихожей. Вслед за отцом к нему выбежали ребятишки. Вышла жена Уэмуры и начала бранить детей, она опять была беременна. «Вот беда!» — серьезно, словно это имело и к нему какое-то отношение, в душе огорчился Сёдзо и тут же посмеялся над собой.

Он снова шел вдоль наполненного водой рва, любуясь красивыми белыми лотосами, возвышавшимися над островками широких матовых листьев; и лотосы и листья казались искусственными. От рва