— Нет, это не годится!

— Почему?

— Да потому. Учебные сборы — это бы еще ничего! А что, если пришлют тебе красный листок? Что же ты хочешь, отправиться на фронт прямо из своего пансиона? Как какой-нибудь нищий без роду, без племени?

— Но ведь...

— Помолчи! Я тебя насквозь вижу. Тебе, может быть, это и приятнее, чем шумные проводы в провинции. Но ты подумай, каково это для дома Ямадзи, может, тогда поймешь. Если бы я и позволил тебе это, то и родственники и наши клиенты — все бы на меня ополчились. Впрочем, тебе ведь плевать, как бы больно я из-за тебя не обжигался! Да разве ты сочувствуешь мне! На меня и так всех собак вешают из-за тебя. Даже то, что ты до сих пор холостяк, ставят мне в вину. Нет уж, хватит.

Правда, это были лишь слова. На самом деле Киити вовсе не собирался поднимать вопрос о женитьбе брата.

Дядюшка с тетушкой, которые раньше частенько намекали ему, что пора обзавестись семьей, после событий на мосту в Лугоу стали помалкивать на этот счет. Они, по-видимому, считали, что теперь с женитьбой не следует торопиться. Потому, наверно, они за ужином и рассказали ему о молодой вдове. Но Киити совсем по другой причине не хотел, чтобы брат женился. Тогда ему пришлось бы выделить Сёдзо долю имущества, а он боялся этого ничуть не меньше, чем дядя и тетя — красного листка.

— Сакуко, виски! — хлопнув в ладоши, приказал жене Киити.

Затем он крикнул служанке, черный силуэт которой виднелся сквозь плетеную дверь, чтобы та принесла холодной воды со льдом.

— Ведь вы, кажется, совсем недавно жаловались на желудок! Не понимаю, право!,,

Сакуко сердито взглянула на мужа, но тут же поднялась с места и открыла буфет. На верхней полке стояло в ряд пять-шесть четырехугольных бутылок, целый склад. Виски завелось в доме с тех пор, как фирма «Сантори» открыла водочный завод в долине за кладбищенской горой; здесь качество воды и влажность воздуха были признаны благоприятными для производства виски.

— По-прежнему обмениваетесь с ними? — спросил Сёдзо.

— Странное дело! Мальчики из кондитерских больше любят фрукты, а мальчики из фруктовых лавок — сласти. Так и тамошние пьяницы: наше сакэ они предпочитают своему виски.

— Вот и таскают его нам без меры и без счета! А к чему оно? Одна морока с ним,— проворчала невестка.

«И все же, вздумай я попросить несколько бутылок для себя, вряд ли бы ты выразила удовольствие»,—подумал Сёдзо, принимая у служанки кувшин с холодной водой, и тут же рассердился на себя. Вот оно что значит—чувствовать себя нахлебником! И мысли-то какие унизительные появляются!

— Э! Да ведь делается это так, что денег платить не надо! Чем плохо?! — возразил Киити.

Виски, как видно, пришлось ему по вкусу, недаром он ссылался на мальчишек. Последнее время он не одной холодной водой утолял жажду, мучившую его после возлияний на банкетах.

— Разрешите, я сам себе налью.— Взяв четырехгранную бутылку, Сёдзо подлил в стакан с водой несколько капель виски. Старший брат сделал себе смесь покрепче и с жадностью проглотил ее. Облизав влажные губы, он неожиданно сказал:

— Как ты думаешь, Сёдзо, Масуи-сан не даст мне взаймы немного денег, а?

— Хм!.. Но я не понимаю, зачем это вам?

— Ты, наверно, думаешь: а зачем это в Токио деньги занимать? Конечно, если продавать по бутылочке сакэ и зарабатывать жалкие гроши — для этого лишние деньги не нужны. Можно прекрасно обойтись и тем, что есть в Юки. Но будь у меня лишние деньги, я бы попробовал заняться и новыми делами. Сейчас на войне наживается всякий, кому не лень. А я что? Буду все время ворон считать?

Вспомнив, что рассказал ему сегодня за ужином дядя, Сёдзо ожидал, что брат заговорит об Ито. Но Киити начал с военного бума на Северном Кюсю, а затем стал рассказывать, как наживается частная пароходная компания из соседнего города, с которой торговый дом Ямадзи вел дела. Одно время компания была на грани банкротства и даже задерживала платежи за сакэ. Но как только начались военные события, несколько пароходов были зафрахтованы военным ведомством и на владельца пароходства полил золотой дождь. А сколько он еще заработает! Трудно даже вообразить!

— Пароходы — дело выгодное. Сейчас за любое дрянное суденышко хватаются,— заметил Сёдзо.

— Когда этот судовладелец,— продолжал Киити,— оказался в тяжелом положении, я частенько выручал его с векселями. Как-то раз он даже слезно просил меня вступить с ним в компанию. Если бы я тогда не свалял дурака, мы бы создали товарищество с ограниченной ответственностью и сейчас я не хуже других денежки бы загребал. А все дядюшка с Косогора! Каждый раз, когда я намереваюсь что-нибудь предпринять, он обязательно препятствует. Из-за него я упускаю золотые возможности! Я становлюсь посмешищем не только для наших противников — о них и говорить нечего. Свои и те начинают считать меня бездарным человеком... Вот и подумай, чем я обязан нашему милому дяде, не знаю, как его и благодарить,— злобно сказал Киити и резким движением протянул жене пустой стакан.

Взглянув на его короткие волосатые пальцы с грязноватыми плоскими ногтями, вцепившиеся в стакан, словно присоски, Сёдзо почувствовал тошноту.

Упреки по адресу дяди были несправедливы. Слабохарактерный, нерешительный Киити сам боялся что-либо предпринять, не посоветовавшись с дядей, и всегда был доволен, когда, отказываясь от той или иной затеи, мог сослаться на дядю.

Потребовав у жены еще вина, Киити заявил, что война, по-видимому, кончится не скоро, а значит, и сейчас еще не поздно чем-нибудь заняться, и он обязательно попробует открыть какое-либо прибыльное дело. Но он уже не позволит дядюшке указывать ему! Затем Киити вернулся к разговору о капитале. Состояние кошелька Таруми такое, что на него нельзя рассчитывать, но вот Масуи, должно быть, мог бы ссудить ему любую сумму, если бы захотел помочь. Сёдзо хоть бы раз постарался для брата и устроил ему это.

— Ведь для себя-то ты сумел выпросить у него денежки. Да еще как ловко! На какую-то там историю христианства! А кому эта чепуха нужна? Нет ведь чтобы подумать о брате! —начал привязываться Киити.

Сёдзо понимал, что в пьяном виде Киити выбалтывает свои истинные намерения, и ему стало противно. С другой