стороны, ему ничего не стоило осадить брата, а сейчас он даже чувствовал свое превосходство. Он тоже налил себе виски— на этот раз покрепче — и, пока медленно подносил стакан ко рту, раздумывал, как лучше поступить. В нем боролись два желания. Лучше всего было бы сейчас подняться, уйти к себе и на том покончить разговор. Вместе с тем его подмывало озорное желание раззадорить брата — хоть чем-нибудь да отомстить ему.

Сёдзо, выпивший пива еще на Косогоре, опьянел больше, чем сам это чувствовал. Ставя стакан на стол, он вдруг спросил:

— Скажите, брат, а сколько в общем нажил Ито?

— Откуда мне знать доходы этого прохвоста...— добавив забористое словечко на местном наречии, ответил Киити и с ненавистью взглянул на брата, словно перед ним был Ито.

Киити сравнительно спокойно мог слушать рассказы о военном буме на Северном Кюсю и прибылях судовладельца из соседнего города, но как только заходила речь о человеке, которого он умышленно не называл, зависть его бурно прорывалась.

Из пулемета вылетает не одна пуля. На вопрос Сёдзо Киити очередь за очередью выпалил все, что переполняло его душу и что в конечном счете составляло суть того, о чем он до сих пор говорил обиняками. Хотя он и воскликнул с негодованием «откуда мне знать», но вряд ли Сёдзо мог бы еще от кого-нибудь услышать столько сведений о прибылях противника брата, сколько услышал сейчас из его уст. Между прочим, Киити рассказал следующее. Частные предприятия, выполняющие военные заказы, получают, например, за каждую ручную гранату такую же сумму, какая была установлена для армейского и военно-морского арсеналов. А издержки производства на частных предприятиях значительно ниже; в отличие от казенных они ни от кого не зависят ни в смысле оплаты рабочей силы, ни в смысле других основных затрат и накладных расходов. Так что Ито загребал такие деньги, какие ему и во сне не снились.

Рассказ Киити произвел на Сёдзо такое сильное впечатление, что его досада на брата исчезла.

— Неужели армия платит такие огромные деньги?! — вырвалось у него.

— Поэтому-то он и может грабить! С недавнего времени у заводских ворот установлен полицейский пост. Вот как ловко получается: он ворует и его же полиция охраняет! Стыдно сказать, но даже среди наших друзей нашлись перебежчики. Когда он начал входить в силу, они хвастливо говорили, что ни за какие деньги не позволят своим сыновьям и дочерям работать на его заводе. А потом сами потихоньку стали их туда посылать! Попробуй сейчас кого-нибудь нанять! Никто на прежних условиях не идет. А тот прохвост спокоен: к нему валом валят. Куда там! Он и его сынки воображают, что они теперь весь город кормят!

— Взять хотя бы служанку, что у нас еще недавно работала,— с раздражением заговорила Сакуко.— Ведь что сделала! Объявила, что выходит замуж, мы ее отпустили, сделали свадебные подарки, а оказалось, что она ушла на консервный завод!

Сакуко до сих пор была недовольна тем, что ее выдали замуж в эту чуждую ей купеческую семью. С годами она становилась все более самоуверенной и теперь даже на мужа частенько поглядывала холодно и презрительно. Но тут она была с ним вполне солидарна.

— Это уже не мода, а какая-то эпидемия,— пожаловалась она.— Кто только сейчас не стремится попасть на эту несчастную консервную фабрику или на металлический завод! Сёдзо-сан давно не был дома и не знает, что здесь творится. Стоит сделать малейшее замечание служанке — и конец. Не найдешь потом, кто бы тебе огонь развел, чтобы рис сварить.

— Да теперь, наверно, везде так,— заметил Сёдзо.

— Ну, женщины-то еще как-нибудь справятся,— резко проговорил Киити.

Ему, видимо, хотелось прекратить этот разговор о преуспеянии его врага Ито. Он сказал, что больше всего его заботит пополнение штата рабочих и служащих фирмы — ведь многие ушли на фронт.

— У нас уже забрали человек шесть, в том числе и из сезонных рабочих. Но удивительное дело! Погибают на войне только хорошие, честные парни, а вот таких негодяев, от которых даже их родители хотели бы избавиться, сам черт не берет! Недавно в газетах писали, где эти негодяи оказываются первыми и какие «точки» они взрывают! То же самое и военные фабриканты. Все, кто умеет загребать деньги только в такое время,— сплошь жулики! Они и в мирное время способны на любое насилие и грабеж ради денег! Взять хотя бы Ито! Разве это не типичный разбойник? Но вообще-то все они мелкие сошки!

Прервав свою речь, Киити шумно вздохнул и начал зевать.

— По сравнению с теми поистине огромными прибылями, какие получают сейчас на Северном Кюсю, скажем, угольщики, то, что можно нажить при самой благоприятной конъюнктуре в нашем провинциальном городишке,— просто жалкие гроши!

Брань, зевок и эти презрительные слова, видимо, помогли ему немного справиться с душившей его злобой. Опершись локтями на стол и подперев подбородок ладонями, он закрыл глаза.

— Вам, пожалуй, пора отдыхать,— заметила Сакуко. Сёдзо это было кстати, и он решил уйти.

— Да и мне пора. Я сегодня с утра на ногах. Спокойной ночи!—сказал он, поднимаясь.

— Погоди, погоди, куда ты бежишь?—Киити сразу открыл глаза и, ослепленный ярким светом висячей лампы, сощурился.— Разговор еще не кончен. Садись! — приказал он.

— Не поздновато ли? — возразил Сёдзо, взглянув на старинные стенные часы с гирями. Было уже около одиннадцати. Опустившись снова на пол, он попросил разрешения скрестить ноги, затекшие у него от долгого сидения по-японски (насчет этикета Киити был еще более придирчив, чем Дядя).

— Так что вы мне хотите сказать? Я вас слушаю.

— А ты не знаешь что? Речь идет о Масуи. Я вовсе не шутил насчет займа. Ведь сумел ты «пойти на таран», когда тебе это нужно было. Не беда, если ты теперь постараешься и для меня. Пока это еще секрет, но есть человек, предлагающий заняться красителями. Кроме того, идет разговор об учреждении компании по производству сурепного масла.

— Но ведь такие...

— Я вижу, ты собираешься петь мне то же, что и дядя! Война продлится еще долго, это определенно. Поэтому именно теперь я должен решить: либо я придумаю что-нибудь и начну зарабатывать, как все люди, либо так и останусь ни с чем. И если я наконец займусь красителями, то у дядюшки совета больше спрашивать не стану. Да и с тобой я вовсе не советуюсь! Мнение твое меня