— Горе сейчас повсюду, это обычное явление. Война! — отозвался Сёдзо.

— Печальное явление, но вслух об этом не говорят,— сказал дядя.

— Если бы не было убитых, и войну бы, наверно, легче было переносить.

— Вы и не подозреваете, тетушка, как вы правы! — смеясь, воскликнул Сёдзо звонким мальчишеским голосом. Так с ним бывало всегда, когда его что-нибудь очень веселило. И, кладя хаси на стол, он сказал:—Уф! Спасибо! Больше некуда!

И все же, когда подали холодный арбуз, только что вынутый из колодца, он поел и его. Наконец он стал прощаться.

Спускаясь по каменным ступеням, напоминавшим наружную лестницу храма, он все еще ощущал вкус арбуза. Настроение у него было хорошее, словно этот сладкий, сочный, освежающий плод благотворно на него подействовал. Его очень позабавило простодушное высказывание тетушки о войне. Он рад был, что наконец благополучно закончился учебный сбор, вызывавший у него некоторую тревогу. Сердце одинокого молодого человека было согрето и той лаской, с какой его приняли дядя и тетя, встретившие его, словно отец с матерью, долго не видевшие сына. Доставило ему удовольствие и прекрасное угощение — тоже доказательств во заботы стариков о нем. Однако, если бы тетушка не рассказала ему о том, что ей написала невестка, он, пожалуй, не испытал бы такого радостного удовлетворения, какое испытывал сейчас. Даже несчастная восемнадцатилетняя вдова не вызвала у него особого сострадания. Но он не стал анализировать свои чувства, он просто был в хорошем настроении.

Как странно завершилась эта затея — женить Эбата на Марико. И странно, почему дядя привел ту пословицу.

Сёдзо редко писал Тацуэ, но тут ему захотелось послать ей открытку. Спустившись вниз, он решил зайти за открыткой на вокзал.

Ночь была темная, редкие звезды тускло светили в небе. На горе поднимался ветерок, но в долине было еще тихо и душно. В воздухе носились рои полосатых москитов — особенность этой местности,— их жужжанье напоминало отдаленный шум горной речки. Пройдя метров двести, Сёдзо очутился возле дома Масуи. По густым зарослям мирики даже в темноте нетрудно было узнать этот дом, крепкий сладковатый запах чувствовался на расстоянии.

Люди, которые пренебрегают мирикой и уверяют, что это почти то же, что дикорастущий персик, спешат с выводами. Плоды этого фруктового дерева, произрастающего в южных районах страны, по форме и величине похожи на клубнику. Они красновато-фиолетового цвета и растут гроздьями. От малейшего прикосновения к созревшим плодам остаются трудносмываемые пятна. Это хорошо известно местным озорникам. Забравшись на дерево, мальчишки с жадностью набрасываются на вкусные ягоды, от их сока белые рубашонки покрываются пятнами, такими же въедливыми, как винные. За это они получают нагоняй от своих матерей. В свое время доставалось за это и Сёдзо... Он вспомнил, что в прошлом году семья Масуи приехала сюда в ту пору, когда созревали плоды мирики. И когда он вступил под тень этих деревьев, он вспомнил все события минувшего лета, и они замелькали перед ним как кадры киноленты. Затем мысли его сосредоточились на проблеме, которая хоть и имела отношение к тому времени, но касалась сегодняшнего дня и требовала неотложного решения.

Сегодня на школьном дворе во время сбора резервистов на заключительную поверку старый служитель вручил ему письмо, доставленное, по его словам, каким-то мальчиком-посыльным на велосипеде; тот сказал, что передать нужно срочно. В письме Синго Ито просил встретиться с ним завтра после полудня. Вот какие окольные пути приходилось выбирать, чтобы только договориться о встрече! Не удивительно, что Сёдзо даже дяде ничего не сказал о записке. Отношения между семьями Ито и Канно стали еще более враждебными. Барыши Ито, сумевшего ловко воспользоваться благоприятной военной конъюнктурой, возбуждали зависть и усиливали ненависть к нему. «Да, нужно быть осторожным,— подумал Сёдзо и вздохнул:—Какая все-таки нелепость!» Беседы с Синго доставляли ему удовольствие. Это был славный и серьезный юноша. Кроме того, запретный плод всегда сладок, и тайные встречи с Синго были приятны. Пошарив в карманах, он нашел спички и закурил сигарету. Огибая сосновую рощу, он увидел голубоватый просвет между черными стволами деревьев. Взглянул на небо. Прямо над головой за белесым облаком, напоминавшим пенку на молоке, по-видимому, скрывалась луна. Когда он первый раз случайно встретился с Синго, тоже была лунная ночь. Странно, но ему вдруг представился белый пузырь со льдом, похожий на ту луну. Его на подносе пронесла сиделка, когда он и Мацуко о чем-то болтали. «Мариттян прихворнула. Последствия аппендицита...» — вспоминал он.

— А, Сёдзо! Пришел! Ну, заходи!

Сёдзо ожидал, что в столовой сидит одна невестка, но здесь оказался и брат.

— Что это вы сегодня рано? — спросил Сёдзо.

— Не могу я каждый вечер засиживаться в гостях. Стал уставать. Годы уже не те!

— У вашего брата вошло теперь в привычку ссылаться на возраст,— пряча усмешку, проговорила Сакуко.— То у него поясницу ломит, то кончики пальцев немеют... Совсем в старики записался.

Одетая в яркий халат, она чистила грушу над подносом, сбрасывая на него тонкие ленточки кожуры.

— Разве кому-нибудь приятно ссылаться на возраст? Я в самом деле нездоров!

— Прежде всего это нервы.

— Съездить бы на два-три месяца в Бэппу — и я бы поправился, уж я это знаю. Но дела наши сейчас такие, что не до курортов. Тащишь на себе тяжкий груз, не вылезаешь из хлопот, только и думаешь, как бы не утратить прежнего положения в обществе! Вот где корень всех моих болезней.

Протягивая руку к хрустальной вазе с фруктами, Сёдзо взглянул на красное лицо Киити. Его прямой хрящеватый нос как-то заострился и побелел, мутные глаза уставились в одну точку.

Киити не питал особого пристрастия к вину, но иногда выпивал лишнее. Захмелев, он сначала бывал чересчур веселым, но затем впадал в уныние и начинал жаловаться на судьбу.

Сегодня он, видно, тоже хватил лишнего. Необычные для него откровенные признания вскоре перешли в нытье. Выходило, что он один изнемогает под бременем забот, а Сёдзо счастливчик, ему можно только позавидовать: родился вторым сыном, живет в столице, делает, что хочет, и никаких забот не знает. Обычно Сёдзо, когда брат начинал ворчать, сразу уходил, но на этот раз он остался. Ему хотелось устроить так, чтобы следующий учебный сбор резервистов он мог проходить в Токио, а