Шрифт:
Закладка:
— Вот, вот! Это на Фусако похоже. То от нее и строчки не дождешься — о чем нужно, никогда не напишет, а о всякой ерунде на две почтовые марки написала,— проворчал дядя.
— Дядя недоволен, но ведь могут быть у женщин свои чисто женские интересы, не правда ли, Сёдзо? — обратилась к нему за поддержкой тетя и, наливая ему в стакан пива, спросила, не слышал ли он чего-нибудь об этом, когда жил в Токио.
— Я ничего не знаю,— ответил Сёдзо.— Странно, что это как-то так сразу кончилось.
— И тут война повлияла,— сказала тетушка.
— При чем тут война? Смешно! — вертя в руках хаси, возразил дядя, прежде чем Сёдзо успел ответить.— Ведь Эбата пока не мобилизован? Женится он на этой девушке или нет — от войны это не зависит!
Однако из объяснения тетушки стало ясно, что война действительно помешала Эбате жениться. Папаша его был старый вояка, потерявший в русско-японскую войну правую ногу и левую руку и слывший еще большим упрямцем, чем генерал Камада. Ему с самого начала не нравилось, что сын собирается жениться на Марико. Но так как Эбата терпеливо ждал и никто не торопил строптивого старика принять решение, он постепенно стал склоняться к тому, чтобы дать согласие. Но тут начались события в Северном Китае. Америка и Англия прибегли к экономическим санкциям, наложив запрет на вывоз товаров в Японию. Это привело старика в ярость. Если бы Марико была рождена женщиной из страны, принадлежащей из странам оси, старик, возможно, примирился бы с тем, что невеста лишь наполовину японка. Но мать Марико была той национальности, которую старик ненавидел.
— Кого действительно жаль, так это молодых,— вздыхая, сказала тетушка.
— Ничего, не было бы счастья, да несчастье помогло,— проговорил дядя Есисуке, затем, попросив рису, протянул жене свою миску и обратился к Сёдзо:
— А какова цель жениха? Стать мужем этой девушки или зятем Масуи?
— Хм!
— Если его интересует последнее, то он в накладе не останется, а может быть, и выиграет. Хоть сватовство и расстроилось, Масуи, вероятно, сумеет его утешить.
— Для бизнесмена во всяком случае важно, чтобы счета сходились,— сказал Сёдзо.
Неделю назад он заходил на Маруноути за чеком, по которому ему ежемесячно выплачивали деньги, и заодно сообщил Масуи о своем отъезде на родину для прохождения территориального сбора военнослужащих запаса. Тогда по виду Эбата незаметно было, что произошла столь важная перемена. Покуривая сигарету «Три замка», он, как всегда, выглядел самодовольным. Правда, может быть, он уже подсчитал и успокоился...
— Мужчине это, конечно, легче пережить, а женщине-то каково! — сказала тетушка и, сочувственно покачав головой, добавила:—К тому же Марико не то что Тацуэ, она такая тихая, безответная девушка. И если это было по ее желанию...
— Я думаю, что Марико не так уже сильно этого хотела,— сказал Сёдзо.
— Ах, вот как? Ну, тогда другое дело. Вы ведь с ней приятели, так что ты должен хорошо знать.
— Ну не совсем приятели,— замялся Сёдзо.
И в самом деле, с Марико он никогда не говорил об этом да и вообще ни о чем. Пока Мацуко подыскивала для нее жениха, не решаясь сделать окончательный выбор, как провинциалка, у которой разбегаются глаза в универмаге, девушка вела себя так, будто ее это не касается. Не изменила она себе и когда ей сватали Эбата, а ведь как будто и условия брачного контракта уже были оговорены и со стороны могло даже показаться, что контракт подписан. Особого расположения она к Эбата не выказывала, но не была с ним и слишком холодна. Он держался с ней весьма непринужденно, при каждом удобном случае старался подчеркнуть это, она же равнодушно все принимала, как бы уступая неизбежности, но и недовольства не выражала. Ее уклончивость стала со временем для окружающих настолько естественной и привычной, что не вызывала ни у кого нареканий.
Сёдзо видел это, и ему почему-то хотелось верить, что она не питает к Эбата никаких чувств; интуиция подсказывала ему, что он не ошибается. «И все-таки странно... Пусть она раньше равнодушно наблюдала, как тетка хлопочет, подыскивая ей жениха,— это еще можно было понять. Но как она могла позволить ей и на этот раз поднять такой шум? Что это — покорность, самообладание или дерзость, граничащая с безрассудством? Может, она и в самом деле глупа? Хотя по лицу ее этого не скажешь»,— думал он.
Как-то Сёдзо полушутя, полусерьезно сказал об этом Тацуэ. Она засмеялась и ответила, что, возможно, Марико и глупа, но вряд ли она стремится выйти замуж за Боксера. Бедная девочка!
И дело тут не в глупости, просто она с детских лет знает: если уж Мацуко вобьет себе что-нибудь в голову, то, пока сама не раздумает, бесполезно ей возражать. И заключила: «Кстати, выдержку Марико, ее упорство иногда действительно можно счесть за безрассудную дерзость —- несомненное свидетельство того, что в ее жилах течет кровь иностранки. Присмотритесь внимательнее, и вы поймете, что она вовсе не флегматична и в любом случае высказывает свое мнение. И ее краткие ответы «да» или «нет» многого стоят! Хотелось бы мне видеть физиономию госпожи Мацуко, когда Марико на этот раз скажет ей «нет». А я не сомневаюсь, что так и будет».
Но если бы Тацуэ знала, что ей не придется это видеть, и вовсе не потому, что она будет в отъезде, а потому, что Америка ограничила вывоз в Японию железа и нефти, это, вероятно, удивило бы даже ее, привыкшую ничему не удивляться...
Сёдзо в раздумье ел рис, затем выпил пива и с аппетитом принялся за мелко нарезанную курицу с огурцами под майонезом. Но это не мешало ему слушать дядю, который говорил о том, что переживания Марико пустяки по сравнению с горем их молодой соседки. Родители едва упросили сына жениться, пока
