Шрифт:
Закладка:
На другом берегу краснели кубики домов. Деревья походили на букеты зеленых цветов. Железнодорожный мост, перекинутый через реку, напоминал огромную лестницу, исчезающую за горизонтом...
Само здание школы, двухэтажное и деревянное, выглядело блеклым и тесным. Совсем крохотной комнатушкой оказался кабинет директора, куда вошли друзья. Юрка, который уже был здесь, знал, что директора зовут Кузьмой Ивановичем. Это был мужчина среднего роста, с приветливым, открытым лицом. Он просматривал какие-то бумаги. Иногда делал в них пометки. Писал директор левой рукой, тощий правый рукав гимнастерки был аккуратно заправлен за широкий офицерский ремень.
Ребят он выслушал внимательно, заглянул в тетрадь, где, наверное, были списки учеников, невесело пощелкал языком:
— Должен огорчить вас, мальчики. Не получается...— Поймав их недоуменный взгляд, пояснил: — Сейчас в обоих классах учеников поровну. Если же Никитин перейдет в ваш, то...
— А если нас в тот класс перевести? — предложил Мишка.
— Еще хуже будет,—сказал Валька.
Кузьма Иванович поглядел на него и с улыбкой спросил:
— Силен, наверное, в математике-то?
— Он у нас настоящий Кабалевский! — похвастался Мишка.
— Что ты говоришь? — директор усмехнулся.— И на каком же инструменте он играет?
Мишка снисходительно пояснил:
— Да это же математик знаменитый!
— Не Кабалевский, а Лобачевский,— шепнул Валька.
— Вот,— одобрительно сказал Кузьма Иванович и добавил, обращаясь к Мишке:— Товарищ у тебя знающий.
— У нас все такие! — выпалил Мишка.— Вон Никитин... Круглый отличник.
Юрка смутился, сердито дернул друга за рукав.
— Ты что, табель его видел? — весело спросил Кузьма Иванович Мишку.
Тот смешался:
—Нет. А что? Я и так знаю. Он способный... Веришь в него? — перебил директор.
—Ясное дело.
—И я верю.
Он бросил взгляд на красного от смущения Юрку:
—Как, Никитин, не забыл нашего разговора?
—Да, — чуть слышно, не поднимая глаз, ответил тот.
—Ну, что ж,— сказал Кузьма Иванович,— хоть мм и вполне приятные собеседники, но наш разговор пора заканчивать. В общем, будете учиться в одном классе.
—Ура! — не выдержав, закричали Валька и Мишка. Заулыбался и Юрка.
Когда друзья вышли на улицу, Мишка, сгорая от любопытства, потребовал у Юрки:
—Давай-ка выкладывай.
—Что выкладывать-то? — замялся тот.
—Не хитри, Юр,— попросил Валька.— Директор говорил о каком-то разговоре.
—Друг еще называется,— возмутился Мишка.
Пришлось Юрке все рассказать.
Чтобы записаться в школу, надо было отнести туда табель. Но Юрка все тянул.
Учителя считали Никитина прилежным учеником.
II удивлялись, что у него не ладится с немецким языком Учительница немецкого, слушая Юрку у доски, краснела от негодования. С видом мученика выводила она ему тройку за год. В полное отчаяние привели ее ответы Никитина в последней четверти шестого класса.
Это было как раз после Юркиной болезни. Вот тогда-то появилась в табеле двойка. В окружении пятерок и четверок она казалась совсем чужой. С таким табелем Мишке предстояло идти в новую школу. Со стыда сгореть можно, думал он. Откуда, скажут, такой приехал?
Еще, чего доброго, оставят на второй год.
Ясное дело, своими горестями, как и радостями, Юрка делился с Женькой в письмах. Тот рассказывал ему об ижевских делах, о тимуровцах, которые помнят своего комиссара.
Можно сказать, что письмо к другу помогло и в истории со злополучной двойкой.
Михаил Иванович однажды напомнил сыну, что пора мести документы в школу. Тот, чтобы не забыть, вытащил табель, повздыхал над двойкой, похожей на фиолетового гуся, положил на стол. Принялся за письмо Женьке, чтобы по пути в школу бросить его в ящик. Писал быстро. И произошло такое, о чем говорят: нарочно не придумаешь...
Юрка обмакнул ручку в непроливайку, вытащил ее, и тут чернильная капля вдруг сорвалась с пера... И надо же — упала на табель, на то место, где стояла двойка. Юрка сначала расстроился, но потом ему в голову пришла неожиданная мысль.
...До школы Юрка дошел быстро. Войдя в учительскую, несмело поздоровался. Однако тут же приободрился: уж как-то очень весело ответил директор на Юркино приветствие. Мальчик протянул ему табель. Директор неторопливо раскрыл его и сразу нахмурился: должно быть, увидел кляксу. Начал просматривать оценки, и лицо у него снова посветлело.
— Так... так,— то и дело одобрительно бросал он.
Закончив, поднял глаза, спросил:
—Это кто же так неаккуратно?
Юрка смутился:
— Я это... нечаянно...
— Печально, печально,— сказал директор, чуть-чуть помолчав, добавил: — Ну, не беда. Дело это поправимое...
Он обмакнул ручку в чернильницу, улыбнулся подбадривающе:
— Что ж, говори, какую оценку скрывает эта симпатичная клякса, похожая на свернувшегося ежа? Надеюсь, пятерку или четверку?
Мальчишка встрепенулся. Он почувствовал, что стоит ему назвать любую оценку, и она будет вписана в табель. Да и кому придет в голову, что под кляксой двойка или тройка? Тому, кто знает? Но знает только он. Даже родители не успели посмотреть. И все-таки что-то удержало его. Поэтому вместо того, чтобы назвать четверку (о пятерке Юрка и не думал), он вдруг сказал:
— А может, там тройка была?
— Если была, значит, ее и напишем,— уже без улыбки заметил Кузьма Иванович.— Не думаю, что ты меня обманешь. Нет, Юрка не любил да и не умел лгать, особенно тогда, когда ему верили. Это было бы гадко...
— Там стойла двойка,— почти шепотом произнес он.
—Двойка? —глаза у директора удивленно округлились. —Ты шутишь?
Он положил табель на стол, откинулся на спинку стула. Юрка стоял красный от смущения.
—Как же так, а? — спросил директор огорченно.— Может, учитель поставил несправедливо?
— Нет.
—Не любишь немецкий язык?
Юрка утвердительно мотнул головой.
— За что же?
—Ну, просто не нравится... и все...— слукавил Юрка. И вздохнул невольно.
Его и раньше спрашивали об этом, и он отвечал то же самое Такой разговор с ним учителя обычно заканчивали наставлениями о том, что все предметы должны нравиться. А если и не нравятся, все равно надо учиться.
Вот и сейчас директор начнет, наверное, упрекать...
Но тот неожиданно спросил:
—Можно тебе задать один вопрос?
—Конечно,— Юрка недоуменно пожал плечами.
—Только отвечай на него честно или промолчи, сели не можешь ответить. Договорились?
—Договорились,— согласился Юрка.
—Ты не любишь немецкий за то, что на нем говорят фашисты, да?
Ошеломленный, мальчик смог только утвердительно кивнуть головой...
—Вот оно что! — протянул задумчиво директор.— А ты знаешь, кто такие Карл Маркс, Эрнст Тельман? Слышал о них?
—Знаю,— ответил
