— Вот-вот,— сердится соседка.— Ты только мамку и можешь поправлять. Нет чтоб вместо драк да разного хулиганства поучиться добро людям приносить. Как эти гпмурцы.—Тут она неожиданно замолкает, потом с какой-то тревогой спрашивает сына: — А ты-то почему не в тимурцах? Кто у них начальник-то? Знать, Юрка?

— Самый главный — Женька, а потом уж Юрка,— уточняет Горька и огорченно вздыхает.-—Меня они не возьмут...

— Это почему? — удивляется соседка и тут же догадливо протягивает: — А-а-а! Ясно. Нужен ты им такой. Вон уж скоро вечер на дворе, а уроки тебя ждут не дождутся. Давай-ка быстро заниматься. Только вначале поешь — картошка в печи. А я на работу побегу.

После этого послышался скрип лестничных ступеней, хлопнула калитка, и все смолкло.

Анна Петровна еще с минуту глядела в наливающееся темнотой окно, потом поднялась с табуретки...

Юрка вернулся домой поздно: всей командой копали картошку. После случая с дровами мальчишки перестали заниматься секретными операциями. Ребята приходили к хозяевам, говорили, что они тимуровцы. И этого было достаточно: тетя Шура поведала всем женщинам о команде Женьки и Юрки.

Ребят стали ждать, как из печки пирога. Но когда они разделались с дровами и пожелали помочь в уборке нехитрого домашнего урожая, хозяек будто подменили. Они отнекивались, говорили, что сами справятся. А одна из женщин прямо сказала:

— Спасибо вам. Только мне самой сподручнее. До последней картошки выкопаю. А вы половину оставите в земле. Уж не обижайтесь...

Мальчишки обиделись, но напрашиваться не перестали. И вот сегодня одна хозяйка, боясь, что скоро зачастят осенние затяжные дожди, сдалась...

Тимуровцы трудились на совесть. Привередливая хозяйка поначалу частенько, оторвавшись от дел, прибегала в огород. Поглядывала за ребятами, украдкой перекапывала землю. Не находя ни одного клубня, одобрительно хмыкала. Потом махнула рукой... Когда мальчишки кончили, долго-долго благодарила их. Тут же, в огороде, зажгла костер, испекла свежую картошку, накормила тимуровцев.

Обо всем этом, захлебываясь радостью, Юрка рассказал матери.

— А почему в вашей команде не все ребята? — неожиданно спросила Анна Петровна.

— Кто не захотел, тот и не пошел,— беспечно ответил сын.— Что нам, их силой тянуть? Не хватало еще...

— А вот, например, соседский мальчик. Как его правильно-то зовут? Георгий, наверное? Или Гера?

— Горька? — усмехнулся Юрка.— Его... в тимуровскую команду? Позорить, что ли?

— Ну, знаешь ли,— строго сказала Анна Петровна.— Стыдно так говорить. Вас вон сколько. Неужели вы с одним не справитесь?

— Очень надо!

— А вдруг он возьмет да свою команду организует, только вроде квакинской? Что тогда? И потом, ты не забывай: отец у него погиб на фронте. Какие же вы тимуровцы, если не поможете сыну фронтовика?

Мальчик задумался. После короткого молчания ответил:

— Ладно, мама. Возьмем Горьку. Я поговорю с ребятами...

— А если они не согласятся, сынок? Вдруг не убедишь?

— Убедю!—уверенно сказал Юрка.— Ты ведь меня убедила...

Анна Петровна рассмеялась и даже не поправила, как обычно, не объяснила, что слова «убедю» в русском языке нет...

Но не так-то просто оказалось уговорить ребят. Женька даже слушать не стал, сразу возмутился:

— Выдумал тоже. Только Горьки не хватало.—А доводы Юркиной мамы лишь обрадовали его.— Вот здорово! -воскликнул он.— Пусть свою команду организует. Это интересно. Мы им покажем, если начнут хулиганить...

Юрка, расстроенный и сердитый, заявил, вспылив:

—Тогда я уйду из команды!

Сказал и сразу испугался: что-то ответит Женька. Тот осуждающе глянул на друга, потом сердито отвернулся, хмуро бросил через плечо:

— Ну, как хочешь...

У Юрки дрогнули губы от обиды. Он стоял, не в силах сдвинуться с места.

— Ты чего стоишь? — удивленно спросил Женька.— Давай двигай.

Юрка сорвался с места, в глазах у него враз вскипели слезы.

— Быстрее! — подхлестнул Женька.— Тащи своего Горьку. Будем из него тимуровца делать...

Юрка остановился как вкопанный, обрадованно посветлел лицом, потом припустил к Горькиному дому.

В первой же операции Горька чуть не подвел тимуровскую команду. Вместе со всеми он копал картошку. Когда закончили, Юрка приметил, что рубашка у Горьки подозрительно топорщится.

— Выкладывай,— зашипел он на него,— пока хозяева пе увидели.

— Че я, даром, что ли, горбатился? — огрызнулся тот.— Взял-то несколько штук. Не убудет.

— Ну ты, Горька, даешь!—возмутился Мишка Чуркин.

— Квакинец он, вот кто! — поддержал Колька Глушков.

— Я квакинец?— обиделся Горька.— За это по шее полагается.

Они чуть было тут же не сцепились. Но помешал Женькин крик со двора:

— Команда, стройся!

Горька бросился со всеми вместе, вытаскивая рубашку из-под штанов. Оттуда сыпанули клубни.,.

Все обошлось благополучно для команды. Но не для Горьки. Женька отчитал его перед строем, вынудил дать слово, что больше такое не повторится. Горька дал. И после еще не раз давал. Только уже по другим поводам: что не станет драться со своими, обижать младших, опаздывать в строй. Давал слово и, что удивительно, сдерживал его. Только одно не смог: избавиться от «троек». Даже угроза, что вылетит из команды, не подействовала. А она для Горьки была страшнее широкого отцовского ремня, который не раз гулял по его спине. Тетя Шура, потеряв терпение, потчевала им непутевого сына. А потом со слезами на глазах, ругая себя, ставила ему примочки. Правда, в последнее время ремень спокойно висел на стене в прихожей, и его не касалась ни одна рука....

Глава пятнадцатая

Юрка, как комиссар команды, знакомил тимуровцев с делами на фронте. В газетах и по радио все чаще сообщали о победах Красной Армии. Наверное, от этого стали светлее лица у людей... Правда, горе по-прежнему заглядывало то в один, то в другой дом, обычно в виде похоронок.

Загрустил и Юрка. Уже больше месяца молчал брат. Юрка лез с расспросами к родителям. Папа хмурился, успокаивал: Алеше, мол, некогда или, может, письмо затерялось. В последнее время он все чаще пропадал на заводе до утра. Еще больше похудел, и костюм на нем висел, как на вешалке... Мама, когда заходил разговор о старшем сыне, тихо повторяла Юрке:

— Обязательно, сынок, придет письмо. Только надо подождать. Ты не расстраивайся,— и кусала губы, чтобы не расплакаться.

Каждый день из детского сада она шла в госпиталь, ухаживала там за ранеными. Возвращалась оттуда вконец уставшая. Как-то мама намекнула Юрке, что неплохо бы показать раненым концерт. На следующий же день он поговорил с ребятами. Тимуровцы загорелись, подобрали номера, даже пьесу. С ней поначалу заминка вышла: все наотрез