Шрифт:
Закладка:
Все шло к тому, что они скоро вновь будут пытаться захватить Ленинград. Свыше месяца происходило передвижение их войск. Вишневский слышал, что по сравнению с весной их численность возросла на 50 %. Участились разведывательные полеты.
10 июля генерал-лейтенант Леонид Говоров сообщил ленинградскому командованию, что скоро предстоит новое испытание сил. А Жданов предупреждал, что немцы опять будут пытаться штурмовать город. После взятия Крыма Гитлер приказал 11-й армии Манштейна идти на север для нового наступления на Ленинград. И вскоре 24, 28, 13 и 170-я пехотные дивизии 11-й армии появились под Ленинградом. За ними следовали 5-я горная дивизия, 61-я пехотная и 250-я испанская «голубая». Прибыло много тяжелых осадных орудий (в том числе 440-мм «Большая Берта»), в основном с заводов Шкоды, Круппа и Шнайдера; нацисты успешно использовали их при взятии Севастополя.
К концу июля немцы сосредоточили 21 пехотную, 1 танковую дивизию и 1-ю отдельную бригаду пехоты под Ленинградом и поблизости, в Мге и Синявине.
В таких условиях ленинградским войскам снова было приказано перейти в наступление. Цель – снятие осады, это была уже четвертая попытка. Были и другие задачи: по возможности ослабить страшный напор немцев на юге. Назревал самый тяжелый кризис за все время войны, Ленинград любой ценой должен был помешать немцам перебросить войска на юг и юго-запад.
Волховское командование во главе с Мерецковым было сильней Невской оперативной группы Говорова, и на него была возложена основная ответственность за новое наступление.
Были приняты меры для поднятия боевого духа ленинградцев.
25 июля, в День военно-морского флота, по Невскому впервые прошли немецкие военнопленные – единственные немцы, проникшие в центр Ленинграда. Их было несколько тысяч – небритые, грязные, вшивые, в куртках из эрзац-шерсти. Многие испуганно озирались. Толпы людей, главным образом женщины, устрашающе кричали: «Дайте их нам! Дайте их нам!» Войска и милиция не пропускали женщин. Иногда какой-нибудь ребенок бросал в замызганных фашистов камень или палку. Не все, правда, были в страхе, некоторые немцы презрительно ухмылялись, глядя на толпу, некоторые смеялись.
Вишневский обескураженно отмечал в дневнике, что некоторые из этих «низких подонков» дети рабочих, что многие не дрогнули на допросах и продолжали изрекать нацистские лозунги. Некоторые заплакали, услышав, что не вернутся домой, пока не восстановят все, что разрушено в России.
У августа в 7 часов вечера открылись двери Большого зала филармонии. Снова зажглись огни в хрустальных люстрах – по крайней мере в некоторых. А в огромные окна, местами забитые фанерой после зимней бомбардировки, проникал солнечный свет. Здесь собрался весь Ленинград. Пришли Всеволод Вишневский и Вера Инбер (они в этот день случайно встретились в оранжерее Ботанического сада, зимой там замерзли все пальмы, теперь же опять цвели розы «королева Виктория», там нарезали пионы, там росли новые весенние побеги на темных ветвях барбариса); присутствовал генерал-лейтенант Говоров, красивый, в военной форме; пришел и секретарь горкома Кузнецов, смуглый, лицо худое, не такой теперь озабоченный, как в зимние месяцы; а на возвышении стоял дирижер Карл Элиасберг. Публика была одета празднично, в отличные черные костюмы и лучшие шелковые платья, таких нарядных людей Ленинград не видел за все время блокады. Партитуру 7-й симфонии в Ленинград прислали самолетом в июне, более шести недель продолжались репетиции.
Симфония о славе, о величии звучала под громкий аккомпанемент ленинградских орудий. Генерал Фридрих Ферч, начальник штаба нацистской 18-й армии, узнал, что его войска слушают по радио симфонию (шла прямая трансляция по всему Союзу и на коротких волнах в Европу и Северную Америку), и приказал открыть по филармонии орудийный огонь, но специалист по контрбатарейной борьбе генерал Говоров такую возможность предвидел, советские орудия заставили смолкнуть немецкие батареи[205].
21 августа возле Тихвина встретились генералы Мерецков и Говоров, адмирал Трибуц, партийные руководители Жданов и Кузнецов, чтобы обсудить новый план окончательного снятия блокады. Шли споры между Ленинградом и Волховом, Ждановым и Говоровым, с одной стороны, и Мерецковым – с другой. Ленинград хотел взять на себя руководство операцией, Сталин поддерживал Мерецкова, настаивая, что «основная тяжесть в предложенной операции должна лечь на Волховский фронт».
Жданов решительно возражал Мерецкову, доказывая, что Ленинград под руководством Невской оперативной группы может форсировать Неву и прорвать блокаду, Мерецков и Сталин справедливо считали это неправильным.
Мерецков получил от Москвы подкрепление – людей и оружие, притом, учитывая тяжкое положение в Сталинграде, больше, чем ожидал; Сталин направил 20 тысяч винтовок, пистолетов и пулеметов, хотя Мерецков просил 8–10 тысяч. Оружие прислали кружным путем, чтобы немцы не догадались о предстоящем наступлении; людей доставляли в закрытых железнодорожных вагонах, где были надписи: «Топливо», «Продукты», «Сено», а танки – на платформах, прикрыв сверху сеном.
И все-таки наступление провалилось. Оно продолжалось до октября, но не было никакой надежды прорвать немецкие рубежи. Опять ленинградские войска форсировали Неву, бросив три стрелковые дивизии при свете дня 8 сентября под сокрушительный огонь немцев. Говоров признал неудачу, но предложил сделать еще одну попытку. Он специально готовил для этого войска, привез танки-амфибии.
26 сентября – новая попытка. И опять неудача. Затем начались дожди. Говоров снова принял трудное решение – приказал оставить плацдарм и 8 октября отвести войска на северный берег Невы.
Мерецкова тоже постигла неудача. Его войска немного продвинулись, но к 20 сентября Манштейн перешел в контрнаступление, пытаясь отрезать советские передовые позиции, и злополучная 2-я ударная армия застряла в болотах. Мерецков предпринял действия по спасению 4-го гвардейского стрелкового корпуса. Дважды его личная машина попадала под прямой обстрел, как раз в это время ему сообщили, что Сталин вызывает его по ВЧ, но он смог позвонить лишь 30 сентября, когда выбрался из болотистых дебрей.
«Почему вы не явились к прямому проводу?» – спросил Сталин.
«У меня подбили две машины, – ответил Мерецков. – Но главное, я боялся, что, если уйду с командного пункта, за мной потянется штаб корпуса, а за ним штабы других частей».
Он доложил, что вывел войска из окружения. Это был конец четвертой попытки прорвать блокаду. 6 октября, 402-й день блокады. Но хотя бы была устранена опасность нового немецкого наступления на Ленинград. У Манштейна погибли или попали в плен 60 тысяч человек, он потерял 260 самолетов, 200 танков, 600 орудий и минометов. «Лучше три раза брать Севастополь, чем один раз Ленинград», – говорили офицеры Манштейна.
Все же настроение
