земля под ногами, это привычно, есть опора, а тут шлюпка ходуном ходит, вода кругом. Оба Матиаса как мыши сидят на наших мешках, грек глазами хлопает, буханка за пазухой — но довезет ли домой? Такие хлопцы попались напоследок! Борис тоже злой стоит рядом, винтовку сжал руками, только палец опустить — какой концерт будет! Мы же никого убивать не собираемся, в воздух палить будем — но на борт должны попасть — оправдание у нас всегда есть. Еще минуту выждать. Из нас троих я всегда более спокойный был в момент критический, а потом переживаю — и лучше спать потом. А тут вода кругом.

— На шлюпке — обожди, ребята, маненько. Дежурный придет, — еще иной голос слышим сверху.

— Это матрос какой-то, — говорю я нашим, и винтовки опустились из угрожающей позиции — и нам легче стало.

— Родные мои, кто же там? — слышим мы, пораженные. — Здесь полковник Юдин, за командира батальона.

Да это наш Рыжий, завхоз нашей роты.

— Господин полковник, здесь Воропай, Липеровский, Малеев и два брата Матиас, — кричу я наверх что есть мочи.

— Здравия желаем!

— Подожди, голубчик Липеровский, я все устрою, подожди!

Алеша голос потерял, хрипит. Еще одну «вечность» ждали…

И вдруг — трап пошел внизу.

— Ну, такого я еще не видел, чтобы трап дали. Счастливого плавания.

— Спасибо, грекос. Без тебя что бы мы делали?

Мы были уже на трапе — непривычное приспособление, а грек уж исчез в темноте. Матиасы вперед, за ними мы трое.

— Ну, подумай, кто думал, что опять встретимся, Липеровский, — обнимал нас полковник Юдин очень трогательно.

А у нас простая мысль была — на станции Сюрень вы обязаны были остановиться и нас поднять — вы этого не сделали, но мы здесь — «пробились»!

— Сейчас придет старший офицер корабля, ему доложили, что хотите обстрелять.

Мы подравнялись, и когда подходил морской офицер со своим «адъютантом», то «Смирно! Равнение на-право!» на приветствие мы ответили как положено.

— Мичман, что же вы чушь несли, что они хотят разнести корабль, — это самая дисциплинированная часть на корабле. Полковник, я буду рассчитывать на ваших людей в случае чего. А сейчас, с вашего согласия, предлагаю им 8-й трюм — штурвал старый крутить. Каждый получит две банки консервов в день и питьевой воды сколько выпьют — оценят! Согласны?

— Так точно, г-н полковник!

— Какие молодцы они у вас, полковник!

— Это с броневспомогателя «Желбат-2» — это наша боевая часть, а сейчас в горах стояли.

Полковник запнулся, а моряк даже недоверчиво к нему обернулся:

— Желбат в горах?

— Да, на Бишуе.

Нас подхватил старый боцман, явно с полным удовлетворением, и пошли мы по бесконечным лестницам вниз; по дороге нам каждому выдали по две банки корн-бифа. Матиасы — они оба были слабосильные, один больной, другой, видимо, от сильных переживаний — отпросились в около док оба. Совсем внизу — 8-й трюм: тут деревянный штурвал, когда-то им пользовались, и теперь снова — нет пара! Великолепной работы он имел в диаметре почти четыре метра — каждая смена была из 4 человек, чтобы его крутить, а команда подавалась с мостика — столько-то румбов вправо или влево — все нам боцман объяснил и был очень доволен, что мы поняли. Первая смена — там уже была. И один лишний, который запал к нам. Помещение было большое, все обшитое деревом — тут мы и жили, и спали.

— Через час выходим в море, буксиры уже заведены с ледокола «Илья Муромец». Мы пару не имеем, а дизель быть может запустят для освещения. Если хотите, можете выйти наверх. Кто знает, вернемся ли назад?

И такой был жест у старого боцмана, точно он слезу с щеки смахнул незаметно.

Первая смена была из саперной роты, которая стояла в Севастополе, на фронте никогда не были; были без оружия — к нам был решпект!

Мы вышли наверх, на палубу — было всюду полно людей, штатских беженцев — лежали и спали повсюду, где было место. Пробрались на нос — нам разрешалось куда хотим — 8-й трюм! — открывало все двери — мы были в персонале корабля.

На мачте взвились какие-то синие фонари: матрос нам объяснил, что там слева — ничего не было видно — сейчас проходит дредноут «Генерал Корнилов» — генерал Врангель покидает Крым! Раздалась команда: «На бочке — отдать конец!» Матросы выбирали канаты, укладывали на палубе.

Все взоры были вправо — там оставалась Россия! Темно. И вдруг вспышка — одна, другая, третья, четвертая — батарея красных стреляла по кораблям, что уходили. Гранаты падали далеко от нас — это салют Советского Союза. Подобает.

Безграничные дали России были там далеко за этой батареей. Там — оставалась Россия — и в наших сердцах — навсегда! И будет жить Россия! Прошли Херсонесский маяк — и круто повернули налево, пошли к Ялте; будут брать на борт беженцев. А мы — спать.

На Запад

За нами на буксире болтался миноносец типа «Жаркий» и еще одна шаланда. Шаланду потеряли, а миноносец дважды ловили в море, не выдерживали буксиры, когда море стало шалить волной. Много лет спустя встретил человека, который был матросом на этом миноносце, — первую ночь не спали совсем и измотаны были до последнего. А в Ялте на «Георгия Победоносца» погрузилась семья моей жены — отец и две дочки. Младшая и стала моей женою через восемь лет. На ледоколе «Илья Муромец» оказались тоже «знакомые» — пытался говорить ко всем и вся, в мегафон — генерал Слащев-Крымский пытался восстановить свою