Все, что написано, написано тем, кто не пережил нашу страду. Тем, кому интересно, как мы боролись за Россию, за ее будущее; чтобы знали они, что мы не преклонили покорно голову, когда грозила гибель Родине! Гибель — в понятии нашего времени, но верили и знали, что никогда Россия не погибнет, но воспрянет опять. Когда — мы не знаем. Но так будет!

На Бишуй

В самом слове «Крым» звучит своеобразная романтика мирных времен. Мы не ждали романтики, потому что уже знали, что посланы туда на Бишуй, как верная воинская часть для охраны Бишуйских каменноугольных копей от налетов «зеленых», т. е. красных партизан, угнездившихся в недрах крымских гор.

Но была обаятельна природа вокруг, когда мы миновали равнины после Джанкоя и подошли вплотную к горам. Здесь как-то нет предгорий, а сразу растут горы. Вот разве что Симферополь и Бахчисарай были на предгорьях, но и за ними уже непосредственно поднимались горы, внизу лиственный лес, и выше хвойный — светлый и темный. А тут вокруг железной дороги сплошные фруктовые сады, чудесная природа; стояла золотая осень в полном смысле слова…

На станции Бахчисарай стоял состав штаба батальона. Была «церемония», нам не привычная, — нам, фронтовикам, но мы «не ударили в грязь лицом», ведь мы боевая часть желбата, проведшая всю «крымскую кампанию» на фронте! Вся наша команда была построена на перроне вокзала с легким вооружением, и выглядели хорошо и браво. И должен сказать, что мы — чины второй роты — были лучше экипированы, чем люди третьей роты. Нас было меньше, и мы все были одеты ротой — при проходе Мелитополя — в полушубки и валенки. Сейчас мы были в полушубках и папахах — на дворе был мороз. А нам даже жарко стало: «Смирно! Равнение на-право!» Полковник Сафонов со своим штабом — думаю, что не все наши молодые видели прежде такое зрелище — все штабные были, как полагается, с серебряными погонами инженерных войск.

На нашем правом фланге — наша троица. Полковник Сафонов остановился перед нашим взводом (2-й роты), посмотрел как бы на каждого из нас: «Броневспомогатель „Желбат-2“, спасибо за прекрасную работу». Наш ответ был оглушающий. Конечно, ведь мы были основой нашего «Желбата-2». И затем уже перед всем фронтом выразил уверенность, что и дальше наша работа даст хорошие результаты, как всегда. Тут уже отвечала вся команда.

Вернулись мы в свой поезд; выдали обед — и уже у нас был прицеплен паровоз, какого мы еще никогда не видели, — серии «Ш», паровозы, которые на участке Бахчисарай — Бельбек таскали все поезда вплоть до курьерских, — тут очень большой уклон дороги, потому были поставлены паровозы специальной конструкции.

Кругом сплошной фруктовый сад и, помимо, какие-то цветы на кустах. Не быстро поезд спускается на тормозах. Станция Сюрень. Сразу нас втащили на запасный путь, что тут у дороги со стороны гор. А горы совсем близко, не больше версты до них. С командиром нашим ходил к коменданту станции — поручик К. из штаба батальона. «Подводы для вас заказаны на 8 часов утра!» Поручик Окишев тут же отдает распоряжение: в 8 часов одной подводой отправимся квартирьерами. «Я и ваша тройка с пулеметом, а вся команда выступит в 10 часов, до вечера доберутся». Тут же узнаем, что вчера был налет зеленых на Бишуйку, унесли инструменты для работы. Наша стоянка будет в татарском селении Коуш, 30 км от железной дороги, по ущелью в горы.

Покуда еще не стемнело, наша тройка обошла все местечко, которое было за станцией. Сейчас же за станцией была площадь, обсаженная тополями, — и тут мы увидели зрелище исключительное: яблоки «ранет», желтые с розовым бочком, свезенные, видимо, для отправки поездами. Целые пирамиды яблок — и неожиданный мороз уничтожил все, нельзя было есть. Помню, где-то в местечке нашлась кофейня. Пили крымское черное кофе. Все утопало в садах, и цветы повсюду. Мирная жизнь!

И побудки не надо было — мы проснулись от неожиданности и раньше обычного: ржали, фыркали кони. Прямо у наших вагонов стояли татарские подводы, присланные для нас, для отправки в горы. Какие кони! И возницы красавцы в своих расшитых и меховых шапочках — стоял мороз — 10 °C.

Себе мы выбрали чудных вороных, запряженных в длинную подводу с двумя сиденьями — спереди и посредине. Пулемет уместился, смотрел назад. Возница — молодой татарин — явно был доволен, что попал под начальника. Ровно в восемь пришел поручик Окишев и остался очень доволен, как все было прилажено, а главное, что так хороши были кони. Сели, ноги в сене, тепло, а мы все в полушубках и папахах, ноги в валенках, кожей обшитых, рукавицы на руках.

— Пошел! — Татарин издал какой-то гортанный звук, и кони рывком пошли рысью по твердой обмерзшей дороге, прямо к синеющим в дымке утра горам.

Солнце встало там за горами, а мы были в тени. Прямо под горой шла узкоколейка и сворачивала немного поодаль от нашей дороги прямо к станции. А по направлению нашего следования шла параллельно дороге под горой. Еще дальше оказалась речка; узкоколейка повернула по берегу речки, а мы перешли мост и втянулись в ущелье. Дорога значительно шла вверх, так что кони шли шагом. Возница охотно разговорился, рассказывал о налете зеленых; говорил, что приходится скот и лошадей держать в горах, а не в селениях, чтобы их не свели. Зеленые — чужаки, не здешние; «охотятся» на овец для пропитания, населению не вредят, но не дают возобновить работы в шахтах.

Природа была чудесная — оттуда снизу от речки поднимались к нам по крутому склону пихты, а над дорогой шли невысокие сосны горные с подлеском всякого кустарника. Дорога шла, лепилась, вилась над ущельем все выше и выше, а внизу речка; по другому берегу бежала узкоколейка. Дорогу иногда перерезали ручьи, теперь совершенно оледеневшие, кони с большой опаской переходили эти препятствия.

Все мы с некоторой тревогой смотрели кругом — ничего не было легче сделать засаду и перестрелять