Шрифт:
Закладка:
Было 2 ноября 1920 года ст. стиля. На вокзале, во-первых, к коменданту — поручик нашего батальона — явились как подобает, мы оба, Алексей и я. Просили, во-первых, освободить нас от тяжелого «Виккерса». Он был поражен: «Откуда же его тащите». — «С Бельбекского моста!» И рассказали ему нашу одиссею на дрезине. Дал нам расписку, что принял пулемет.
— Оставьте его тут в углу, уже он не нужен!
И охотно дал информацию, что нам делать дальше.
— Штаб батальона погружен на старый броненосец «Георгий Победоносец», пробивайтесь на Графскую пристань, это будет трудно, но вы с «Желбата-2», я слышал о нем, пробьетесь. А что дальше — не знаю. Все корабли уже далеко на рейде. Бог вам в помощь!
Откозыряли и разошлись. «Пробиваться» — почему? Вышли с вокзала — все пусто, почти никого на улице. Пошли — верно, странная картина со стороны — двое в черных шинелях, трое в обычных английских, один явно больной; винтовки на ремне и «льюис» с собою несут; мешки, как видно, с последним скарбом. Грустная картина, и настроение поганое, как никогда, и обстановка не приятная.
— Стой, кто идет! — Патруль: шесть молодцов в красных бескозырках преградили нам дорогу. Так вот оно «пробиваться» — как сказал комендант.
— Пять унтер-офицеров с броневспомогателя «Желбат-2», идем на Графскую.
— Приказано никого не пропускать!
— Тогда мы пробьемся, ребята! — было нашим ответом, и спокойно разошлись по сторонам улицы — там были огромные каменные тумбы. А оба Матиаса стоят посреди улицы с нашими мешками. Аегли на тумбы и щелкнули затворами.
— Нам терять нечего, но мы пробьемся, а вы потеряете все и отсюда не выйдете.
— Откуда такая решимость?
— Ведь там вдали уже море видно.
Бескозырки, видимо, поняли, что проиграют, и расступились.
— Проходи!
Подошли мы молча — бескозырки все молодые, пороха не нюхавшие. Только унтер постарше, откозырял нам — и мы ответили ему.
— Ребята, ведь там никого нет. Что будете делать? — промолвил унтер.
— Нам на «Георгия» надо, что на рейде, там штаб наш. Пробьемся! — был наш ответ.
— Ну, пожалуй, — заключил унтер, и мы разошлись. Мы пошли на Графскую, а бескозырки остались на улице — не пущать никого.
Вот Графская пристань, влево отель «Кист» — стоят парные часовые при шашках, те же бескозырки алые, но унтера старшего возраста. У меня мелькнуло в голове — если положение будет безнадежно, пойду прямо туда в штаб Главнокомандующего — не бросят нас здесь. Знакомых либо папиных, либо дедушкиных, наверное, встречу, а то и прямо к нашему генералу попрошусь. Положение, конечно, было безнадежное.
Тихо плескалось море о ступени пристани, совершенно безразличное к нашей судьбе. Стоят пятеро, никто на них не обращает внимания. День уже склонялся к сумеркам, вон как низко солнце. Ни души кругом. Туда на юго-запад виднеются какие-то силуэты кораблей, быть может, они уже уходят, едва видны, далеко. Плохо на душе. И вдруг — пред нами шлюпка, за веслами типичный грек-крымчак в рыбачьей вязаной шапочке. Улыбается — как редка улыбка.
— Куда хотите, молодцы? Свезу!
Сколько надежды сразу вселил этот голос — с обычным греческим призвуком, хоть он — этот рыбак — тут где-нибудь у Балаклавы родился, а голос грека выдает. И другой жест по ладони. Да, на ней бывали и рубли, и доллары, и лиры. А что мы ему дадим? Ничего у нас нет. Осталось полтора хлеба.
— Больше нет ничего! — протягиваем ему полторы буханки уже сухого хлеба.
Грек согласен и доволен — неужели?
— Это для меня, а то — для жены. — И вонзился зубами в полбуханки, а мы грузились в шлюпку.
Мы на волнах залива, мы пробились!
— А куда?
— На «Георгия Победоносца».
— Только что там был. А на нем юнгой добровольно служил, было время.
И потом мы все молчали. И теперь… Море было тихое, солнце уже собиралось скрыться за горизонтом. И вспомнилось, как в Батуме при заходе солнца ждали «зеленый луч на счастье»! И теперь — увижу «зеленый, последний луч» от солнца? Нет, мы ведь на поверхности моря, низко — но зеленый луч нам дал шлюпку на счастье — когда была полная безнадежность на душе. Стало совсем темно. И как-то совсем неожиданно появилась громадная тень корабля. Ни одного огонька не было на нем.
— Темно. Старик не имеет пару! — промолвил грек с сожалением. — Трапы подняты — не возьмут вас.
— Так кругом вода, куда же нам, как не возьмут?
— На «Георгии»! Позвать командира «Желбата», — во всю глотку кричит Воропай.
— Просим! — ему в тон так же громко добавил я.
— Спасибо, Володя! А то шибко получилось у меня.
— Приказано никого не принимать на борт, трапы подняты! — ответили на «Георгии».
— Просим позвать командира «Желбата», — повторяет Алексей. — Здесь пятеро чинов с броневспомогателя «Желбата». Доложите полковнику, — смирившимся голосом дополняет.
— Трапы подняты! Никого не берем! — отвечает другой голос с корабля категорически.
Время идет, совсем темно стало.
— Опускай трап! Полдиска не пожалею из пулемета — мы с позиций пришли. Разговаривать долго не будем! — разъярился Воропай.
В такие редкие минуты глаза у него становились круглыми и просто кровью наливались. Но «льюис» был у меня в руках. Подождали минутку. Действительно «пробиваться» приходится, но — когда
