волнует. Если бы я поддался им, то я совершил бы самую тяжелую ошибку, которую только можно сделать в данный момент. Я также утратил бы внутриполитическое спокойствие, которое, дамы и господа, является абсолютно важнейшим условием успеха на последних ста метрах перед финишем».

12 мая 1932 г. было днем голосования парламента, в этот же день произошла потасовка в ресторане рейхстага. На капитан-лейтенанта в отставке Гельмута Клотца, бывшего национал-социалиста, перешедшего в лагерь социал-демократов, который посредством частных писем информировал общественность о гомосексуальности главы СА Эрнста Рема, было совершено нападение со стороны национал-социалистов, в котором также участвовали депутаты рейхстага. В итоге Клотца сильно избили в фойе. Президент рейхстага Лёбе вызвал полицию, которой удалось во время получасового перерыва заседаний идентифицировать в качестве нападавших четырех депутатов от НСДАП. То, что полицейскими подразделениями командовал начальник берлинской полиции Бернгард Вайс, еврей по национальности (настойчиво именовавшийся «Исидором» в геббельсовском «Ангрифе»), дало национал-социалистам повод для неистовых оскорблений.

Внесенный правительством законопроект о погашении долговых обязательств и кредитных полномочиях был принят рейхстагом до инцидента. Еще более широкую поддержку получил, несомненно, противоречивший конституции, но тем не менее весьма популярный законопроект Центра, предусматривавший принудительное увольнение женщин-чиновниц, если только обеспечение их семей осуществлялось иным путем. После перерыва в заседании голосами правительственных партий и СДПГ были отклонены запросы о вынесении вотума недоверия кабинету Брюнинга, внесенные НСДАП, ДНФП и КПГ. Дальнейшие голосования не проводились, хотя были также поданы запросы о вынесении вотума недоверия в отношении министров Шиле и Шланге-Шёнингена. После того как президент Лёбе по завершению очередной паузы запретил четырем депутатам от НСДАП, подозреваемым в совершении преступления, принимать участие в заседаниях рейхстага в течение 30 дней, последние отказались покинуть зал заседаний. Вслед за этим Лёбе прервал заседание на неопределенный срок. В протоколах зафиксировано точное время: 14.43{513}.

Дело Грёнера к этому моменту все еще не было решено. И хотя между тем уже имелось заявление генерала, согласно которому он изъявлял готовность оставить пост министра рейхсвера и полностью сосредоточиться в будущем на министерстве внутренних дел, Гинденбург хотел полного разрыва с Грёнером. В результате он поручил Брюнингу ни в коем случае не предпринимать какие-либо персональные изменения в правительстве в то время, пока рейхспрезидент будет проводить праздничный отпуск на Троицу в Нейдеке. Во время этого разговора, состоявшегося 12 мая, непосредственно перед отъездом Гинденбурга в Восточную Пруссию, канцлер все еще не мог представить кандидатуру на пост министра рейхсвера. Шлейхер, которому в тот же день было предложено занять должность Грёнера, пока еще не дал канцлеру ответа.

Сообщение о том, что Грёнер уходит в отставку с поста министра рейхсвера, было повсеместно воспринято как начало конца кабинета Брюнинга. Согласно публикации в «Форвартс», циркулировали слухи о том, что причиной падения Грёнера стал «ультиматум генералов». «Франкфуртер Цайтунг» видела причину «частичной» отставки Грёнера в «обратном воздействии запрета на СА на настроения кругов, от которых зависело руководство рейхсвера». У национал-социалистов была причина для ликования. «Грёнер подал в отставку с поста министра рейхсвера, — записал Геббельс в своем дневнике. — Это первый успех. Он попал в силки, расставленные им самим. А мы потом только затянули петлю»{514}.

В то время как Гинденбург проводил свой отпуск в Восточной Пруссии, кабинет подготовил новое чрезвычайное постановление, касавшееся экономической и социальной политики. Его содержание в целом было уже определено к 21 мая. С одной стороны, снова существенно должны были быть урезаны социальные пособия. Так, срок попечения получателей основного пособия по безработице снижался с 20 до 13 недель, срок получения следующего вида пособия — кризисного обеспечения — повышался с 38 до 45 недель, таким образом, общее время выплаты пособий осталось прежним — 58 недель.

Но претендовать на получение кризисного обеспечения мог теперь только тот, кто доказал свое бедственное состояние. Также серьезно сокращались размеры основного пособия, кризисного обеспечения и благотворительной помощи общин — низшей ступени социальной поддержки безработных.

С другой стороны, государство хотело кое-что предпринять для создания рабочих мест, при этом правительство понизило изначально выделявшуюся на эти цели сумму с одного миллиарда до 135 млн рейхсмарок, источником поступления которых частично должен был выступить государственный бюджет, частично они должны были быть получены с помощью рейхсбанка. Центрами тяжести программы создания рабочих мест были сельские поселения и поселения на городских окраинах, улучшение почв, дорожное строительство и сооружение водных путей. Устроителем общественных работ выступала организация «Добровольная трудовая повинность», что давало правительству существенную экономию, поскольку последняя имела право выплачивать безработным заработную плату существенно ниже тарифов и преимущественно в виде продуктов питания. В итоге предусмотренные правительством мероприятия не заслуживали титула «Программы по созданию занятости» и служили прежде всего одной цели — сделать политически осуществимым продолжение и усиление дефляционного курса{515}.

Тесно связанной с планами по созданию рабочих мест была также переселенческая политика. Ее неутомимыми сторонниками в правительстве выступали министр труда Адам Штегервальд и министр финансов Герман Дитрих. Бывший вожак христианских профсоюзов Штегервальд с давних пор полагал, что индустриализация Германии переросла нормальные размеры, и с этой бедой можно справиться только путем обратного массового переселения из городов в деревню. С этой точки зрения массовая безработица была только симптомом болезни, которая называлась сверхиндустриализацией. К таким же выводам пришел и Герман Дитрих, застрельщик борьбы за создание небольших пригородных поселений. Уже с начала февраля 1932 г. они оба оказывали давление на Ганса Шланге-Шёнингена, рейхскомиссара по оказанию помощи восточным землям, чтобы тот обратил свою энергию не только на спасение погрязших в долгах дворянских поместий, но и на заселение малолюдных аграрных областей востока Германии.

До этого времени Шланге-Шёнинген наделе проводил политику, которая в первую очередь шла на пользу крупным хозяйствам. Его первое чрезвычайное постановление от 16 ноября 1931 г. предоставляло землевладельцам такую защиту от судебных исков, о которой крестьяне могли только мечтать. Декрет о списании задолженности сельского хозяйства от 6 февраля 1932 г. предусматривал, что кредиторы должны будут смириться с «извинительными письмами Восточной помощи», и это также было мерой, которая в большей степени пошла на пользу крупным хозяйствам, чем мелким. Но, в принципе, Шланге-Шёнинген был полностью убежден в необходимости усиленного расселения, в котором он видел, также как Штегервальд и Дитрих, действенное, хотя и не спасительное средство для преодоления безработицы.

9 мая 1932 г. Шланге предложил к рассмотрению кабинета проект чрезвычайного постановления, возникшего в результате длительных консультаций между инстанциями, в котором на первом плане находилась идея устройства поселений. Рейхскомиссар по оказанию помощи восточным землям уполномочивался скупать для государства земельные участки, владельцы которых были больше не в состоянии выплатить