СДПГ и Свободных профсоюзов, но объявленный назревшим «единый фронт борьбы» против «капиталистических разбойников и все более нагло выступающих фашистских банд» теперь уже не ограничивался так категорически, как ранее, только «единым фронтом снизу».

Коминтерн предпочел бы, чтобы призыв «Ко всем немецким рабочим» был опубликован еще до проведения выборов в ландтаги пяти федеральных земель, состоявшихся 24 апреля. Но немецкое «Политбюро» решило по-другому и формально утвердило его только 25 апреля. В том же самом выпуске «Роте Фане», в котором был опубликован призыв, были также сделаны первые практические выводы из новой тактики. В передовице «К результатам выборов» констатировалось, что КПГ не намерена помогать национал-социалистам создавать правительство в Пруссии: «Ведя острейшую принципиальную борьбу против правительства Брауна — Северинга, против его политики диктатуры декретов, против того, что оно пролагает путь для Гитлера, мы, коммунисты, находимся в смертельной вражде с кровавым гитлеровским фашизмом. Мы сделаем все для того, чтобы с помощью пролетарской классовой силы преградить ему путь к правительственной власти, чтобы сломить его террор и окончательно победить, организовав новое красное наступления рабочего класса». Майский призыв ЦК КПГ содержал это новое послание в следующей сжатой формуле: «Участие национал-социалистов в правительстве было бы опасным шагом на пути к открытой кровавой диктатуре».

Изменение тактики сопровождалось персональными изменениями в руководстве КПГ: Хайнц Нойман, который всегда представлял ультралевую генеральную линию партии, даже на несколько градусов радикальнее, чем Эрнст Тельман, по договоренности со Сталиным был выведен 24 мая 1932 г. из Секретариата — внутреннего властного центра партии. Та же самая судьба постигла и его самого близкого союзника — Лео Флига. К «выдвиженцам» относились Вальтер Ульбрихт, политический руководитель округа Берлин-Бранденбург, и Вильгельм Пик, бывший до этого немецким представителем при ИККИ и одним из инициаторов нового политического курса. Они оба стали кандидатами в члены Секретариата.

Если Коминтерн и КПГ серьезно намеревались сделать выводы из осознания того, что «гитлеровский фашизм» является самой главной опасностью, это должно было иметь своим следствием радикальный отход от их прежних позиций. Толерантное отношение к кабинету меньшинства Брауна означало бы, несмотря на все трескучую риторику о размежевании между социал-демократией и коммунизмом, коммунистическое дополнение к социал-демократической политике меньшего зла. Но так как никто не снял с повестки дня лозунг, согласно которому «основной удар» внутри рабочего класса должен был быть нанесен против социал-демократии, якобы «главной социальной опоры буржуазии», равно как в силе оставался боевой призыв к борьбе с «социал-фашизмом», то существовал определенный скепсис в отношении новой тактики. В течение первых четырех недель после выборов в Пруссии КПГ и исполняющий обязанности кабинет Брауна были избавлены от испытания на деле: новоизбранный ландтаг мог собраться на свое первое заседание самое раннее 24 мая 1932 г., и на этот же день прежнее правительство наметило свою формальную отставку{508}.

С начала мая появились намеки в пользу того, что и после 24 мая кабинет Брауна останется на своем посту. Хотя у рейхсканцлера Брюнинга не было принципиальных возражений против черно-коричневой коалиции, он ни в коем случае не хотел уступать национал-социалистам пост министра-президента Пруссии и контроль над прусской полицией. 31 апреля, непосредственно сразу же после своего возвращения с конференции по разоружению в Женеве, Брюнинг добился от руководства партии Центра принятия соответствующего решения, что внесло коррективы в позицию прусского отделения Центра, до этого ничего не противопоставившего требованию национал-социалистов, согласно которому НСДАП, как наиболее сильная партия ландтага должна была назначить министра-президента. Это сразу же существенно понизило шансы на создание черно-коричневой коалиции: сферы, в которые Центр не хотел допускать национал-социалистов, определяли, кто реально в действительности будет находиться у власти.

Но к этому моменту Гитлер уже знал лучше, чем сам Брюнинг, насколько шатким стало положение рейхсканцлера от Партии Центра. 28 апреля фюрер НСДАП получил возможность узнать из первых рук в ходе тайного разговора со Шлейхером, что командование рейхсвера больше не поддерживает Брюнинга. В такой ситуации черно-коричневая коалиция во главе с министром-президентом, не являвшимся национал-социалистом (кандидатом Брюнинга на этот пост был обер-бюргермейстер Лейпцига и рейхскомиссар по ценам Карл Гёрделер, бывший член ДНФП), вероятно, внесла бы свой вклад в укрепление позиции канцлера. 19 мая Гитлер констатировал, что он не будет содействовать разрешению прусского кризиса парламентским путем. Национал-социалистическое движение, заявил он, выступая перед фракцией НСДАП в прусском ландтаге, не для того боролось 13 лет, чтобы продолжать политику сегодняшней Германии в составе какой-либо коалиции{509}.

Признаки приближающегося правительственного кризиса стали заметны с конца апреля и с течением времени становились все более очевидными. 30 апреля Брюнинг вернулся с конференции по разоружению в Женеве практически с пустыми руками: стремление Германии к равноправию в военном отношении нашло понимание у министра иностранных дел США Стимсона, в меньшей степени — также у британского премьер-министра Макдональда, но не у французского премьер-министра Тардьё, который, принимая во внимание предстоящие выборы в Национальное собрание 1 и 8 мая, предпочел продемонстрировать несгибаемую твердость. Тардьё по причине якобы болезни горла даже фактически не принял участие в решающем раунде переговоров, состоявшемся с 26 по 29 апреля 1932 г.{510}

Среди почты, которая ожидала Брюнинга в Берлине, находилось письмо рейхсминистра экономики, адресованное рейхспрезиденту. Датированное 28 апрелем, оно содержало просьбу Вармбольда к канцлеру об отставке. В завуалированной форме министр назвал причину, которая побудили его к этому шагу: тщетность всех его попыток подвигнуть кабинет к проведению активной конъюнктурной политики. Так как Вармбольд пришел на министерский пост из правления «ИГ Фарбен», то напрашивался вывод, что его отставка означает не что иное, как отказ химической промышленности от поддержки Брюнинга. Для рейхсканцлера особенно досадным было то, что его кандидат в преемники Вармбольда, Карл Гёрделер (которого он, помимо этого, хотел также сделать вице-канцлером и министром-президентом Пруссии, а также избрал в качестве своего собственного преемника), не был готов стать новым министром экономики Германии. В конце концов выход из затруднительного положения был найден: 6 мая 1932 г. Гинденбург в очередной раз поручил исполнение обязанностей министра экономики статс-секретарю Тренделенбургу, который в качестве управляющего уже однажды возглавлял это министерство с июня 1930 по октябрь 1931 г.

Меньшее внимание общественности привлекла другая отставка: 2 мая Брюнинг принял с прощальным визитом статс-секретаря имперского министерства финансов Ганса Шеффера, одного из своих самых ближайших советников и откровенного критика. Шеффер принял решение подать в отставку, поскольку полагал, что он больше не в состоянии нести ответственность за финансовую политику рейха. Брюнингу удалось добиться того, чтобы статс-секретарь отсрочил свою отставку до 15 мая, освободив тем самым правительство от мучительных парламентских дебатов (время проведения