Шрифт:
Закладка:
Наибольшую угрозу для Брюнинга несли в себе действия Шлейхера: шеф министерского бюро в министерстве рейхсвера с конца апреля работал в тесном сотрудничестве с национал-социалистами над свержением канцлера-католика. 26 апреля Шлейхер принял фюрера берлинских штурмовиков графа Хеллдорфа; 28 апреля и 7 мая он встречался с Гитлером. «У фюрера был решающий разговор с генералом Шлейхером, — записал в своем дневнике 8 мая 1932 г. Йозеф Геббельс. — При этом присутствовали некоторые господа из ближайшего окружения рейхспрезидента. Все идет хорошо. Фюрер весьма убедительно говорил с ними. Падение Брюнинга должно произойти уже в ближайшие дни. Рейхспрезидент откажет ему в своем доверии. План состоит в том, чтобы образовать президентский кабинет; рейхстаг будет распущен, все декреты будут отменены, мы получим свободу агитации и после этого покажем класс своей пропаганды».
Самое позднее начиная с 7 мая 1932 г. Шлейхер уже знал цену, которую Гитлер запросил за терпимое отношение НСДАП к новому, однозначно правому кабинету: новые выборы в рейхстаг и снятие запрета на деятельность СА. Рейхспрезидент охотно выслушал сообщения Шлейхера о его разговоре с Гитлером. Когда 9 мая Гинденбург высказал канцлеру свое пожелание встретиться в ближайшие дни со всеми партийными лидерами, за исключением коммунистов, то речь для него в первую очередь шла о беседе с Гитлером.
Брюнинг, раскрывший расчеты камарильи, сложившейся вокруг Гинденбурга, попросил рейхспрезидента отсрочить эти встречи на конец мая. В следующие дни рейхстаг голосами СДПГ должен был принять закон о предоставлении правительству полномочий на получение кредита, а в Женеве вскоре начинался очередной тур переговоров о разоружении, успех которых оказался бы в опасности, если бы получило широкое распространение впечатление, что в Германии в ближайшем будущем произойдет смена правительства. Зато после созыва 24 мая прусского ландтага как раз должен был наступить благоприятный момент для призыва рейхспрезидента к объединению всех политических групп между Центром и НСДАП. Сам Брюнинг выступал за такую коалицию в Пруссии, и он был готов по завершении конференции по вопросу репараций в Лозанне, которая должна была начать свою работу 16 июня, также дать дорогу образованию нового правительства рейха.
Так как Гинденбург настаивал, несмотря на все контраргументы, на своей немедленной встрече с партийными лидерами, канцлер пригрозил тут же подать в отставку. Вслед за этим рейхспрезидент уступил и заявил о своем согласии перенести встречи на время после 24 мая. Брюнинг в очередной раз выиграл время, но теперь определенно знал, что дни его канцлерства сочтены{512}.
9 мая, когда рейхспрезидент принимал рейхсканцлера, началась четырехдневная сессия рейхстага. Ее первой кульминационной точкой стала сравнительно умеренная, даже конструктивная речь Грегора Штрассера, руководителя политической организации НСДАП, произнесенная 10 мая. Ее центральной темой стала рабочая занятость. Всем бросилось в глаза, что Штрассер подчеркнуто дружелюбно отнесся к Свободным профсоюзам, отделив их от «догматически одержимого, частично находящегося под интеллектуальным влиянием чуждой расы руководства социал-демократической партии». Он даже процитировал, когда высказался в пользу «продуктивного выделения дополнительных кредитов», работы Владимира Войтинского, не упомянув, однако, что этот эксперт профсоюзов по экономической конъюнктуре был евреем. Крылатым стало замечание Штрассера о «большой антикапиталистической тоске», которая распространяется среди немецкого народа и которая сознательно или бессознательно уже охватила, возможно, 95 % населения.
Было очевидно, что национал-социалисты, до этого завоевавшие на свою сторону преимущественно протестантские средние слои города и деревни, теперь усиленно пытались заполучить голоса рабочих. По мнению большинства наблюдателей, второй человек в НСДАП преследовал своей политически зрелой речью еще и другую цель: он хотел навести мосты к Центру, поскольку без этого на обозримое будущее не было возможности сформировать парламентское большинство.
Но в газетных статьях на следующий день царило имя Грёнера, а не Штрассера. У министра рейхсвера и исполняющего обязанности министра внутренних дел приключился весьма неудачный день. Из-за фурункула на лбу он должен был носить повязку, помимо этого, его сильно лихорадило. Депутат — национал-социалист Герман Геринг, кавалер ордена Pour le Mérite за военные заслуги, бросил вызов Грёнеру, набросившись на него в своей речи, в которой, если верить более позднему свидетельству Брюнинга, он использовал доверительную информацию из министерства рейхсвера, полученную от Шлейхера. Грёнер, и без того плохой оратор, позволил втянуть себя в импровизированную перепалку, в ходе которой он попытался защитить запрет, наложенный на деятельность СА. Речь министра практически захлебнулась в потоке злорадных выкриков из рядов национал-социалистов, его рассуждения едва ли можно было понять и в конце концов заседание было прервано.
«Он сам пропел себе надгробную песню», — записал Геббельс в своем дневнике, отнюдь ничего не преувеличивая. «Катастрофическое впечатление от речи везде и повсюду, — отмечал автор другого дневника, статс-секретарь рейхсканцелярии Герман Пюндер, — например, даже у очень спокойных и лояльно настроенных лиц, сидящих на скамье правительства, таких как министры Йоэль, Шетцель и Шланге, у статс-секретарей Шлегельбергера, Цвайгерта и, собственно говоря, у всех остальных».
Депутаты от Консервативной народной партии[56] потребовали от Брюнинга отставки министра непосредственно вслед за выступлением Грёнера. Утром 11 мая 1932 г. Шлейхер проинформировал Пюндера о том, что если Грёнер не уйдет теперь, то он, Шлейхер, равно как и другие ведущие генералы министерства рейхсвера, тотчас же подаст прошение об отставке. Пюндер предложил вместо этого отправить Грёнера в продолжительный отпуск, что поддержал также Брюнинг, но с этим планом не согласился сам «дважды министр» Грёнер. Он, со своей стороны, был готов подать в отставку с поста министра рейхсвера, но хотел сохранить за собой министерство внутренних дел. Но для этого он должен был сначала получить назначение на этот пост. Ведь в состав правительства Грёнер входил в качестве министра рейхсвера, и именно в этом качестве ему было поручено 9 октября 1931 г. исполнять обязанности главы министерства внутренних дел.
Решение о дальнейшей судьбе Грёнера еще не было принято, когда Брюнинг на третий день ведения дебатов взял слово для выступления с большой речью. Рейхсканцлер выразил частично свою критику, частично согласие с высказываниями Штрассера, сделанными за день до этого, но прежде всего его речь была посвящена внешнеполитическим вопросам. Он потребовал равноправия Германии в военном отношении, и, со ссылкой на предстоящую конференцию в Лозанне, полного прекращения выплаты репараций. Он предостерег немцев от того, чтобы они не пали духом в последнюю минуту, и под громовые аплодисменты большинства завершил свою речь боевым призывом: «Не играет никакой роли, какие слухи они (имелись в виду национал-социалисты) распространяют обо мне по стране — это меня совершенно не
