слишком долго. На самом деле она заняла три с половиной минуты. Я молча поклонился, вышел в переднюю и пошел назад через сад, в то время как президент появился в воротах и военный оркестр приветствовал его музыкой»{520}.

Падение Брюнинга было знаменательной исторической вехой. 30 мая 1932 г. завершилась умеренная фаза президентской системы правления. Ее ярко выраженным признаком, начиная с октября 1930 г., была политика «толерантности», осуществлявшаяся социал-демократией в отношении правительства рейха. Самая большая республиканская партия поддерживала кабинет Брюнинга, руководствуясь двумя целями: воздвигнуть заслон на пути формирования еще более правого правительства и сохранить в Пруссии правительство Веймарской коалиции с участием Центра и Немецкой государственной партии. В результате возникла взаимная зависимость: СДПГ не могла свергнуть Брюнинга, не поставив тем самым под удар Брауна; Партия Центра, другая значительная республиканская сила, не могла расторгнуть прусскую коалицию, т. к. в этом случае пострадало бы канцлерство Брюнинга.

Перед лицом критики справа Центр защищал правящий союз в Пруссии, заявляя, что тем самым он удерживает социал-демократию «от совместного похода рука об руку с коммунистами». И в самом деле, начиная с осени 1930 г. СДПГ выпала из рядов оппозиции, что дало шанс национал-социалистам представлять себя как оппозиционную силу правее коммунистов, а также облегчило КПГ переманивание на свою сторону недовольных избирателей СДПГ. Социал-демократам не оставалось ничего другого, как только поддержка Брюнинга, если они не желали отказываться от власти в Пруссии. Однако одновременно они выпали из числа участников состязания за внепарламентскую мобилизацию масс. Для прусской социал-демократии обрушился весь миропорядок, когда 24 апреля 1932 г. правительство Брауна утратило парламентское большинство. СДПГ оставалась, по-видимому, только одна печальная альтернатива: или вступить в борьбу с черно-коричневым кабинетом обычными парламентскими методами, или с молчаливого попустительства коммунистов и далее оставаться у власти в качестве управляющего делами кабинета меньшинства Брауна{521}.

Сделка между Брюнингом и социал-демократией была таким образом не только условием существования умеренной президентской системы, но и ее ахиллесовой пятой. Политические и социальные уступки, за счет которых канцлер Центра приобретал поддержку со стороны СДПГ, уже давно воспринимались силами правее правительственного лагеря как непомерно высокая цена. Альтернатива этому варианту президентской системы начала вырисовываться после того, как НСДАП приобрела доверие посредством своих заверений об уважении легальности. В той же мере, в какой национал-социалисты становились массовым движением правых, у части старых элит росла склонность к тому, чтобы привести партию Гитлера к государственной власти как посредством участия в правительствах федеральных земель, а именно в Пруссии, так и посредством некого «пакта о терпимости» — в рейхе. Таким образом, политика «толерантности» в определенной мере поменяла свои полюса слева направо, при этом НСДАП в отличие от СДПГ при Брюнинге теперь действительно была предназначена «ведущая» роль.

Брюнинг также стремился самое позднее начиная с осени 1931 г. к тому, чтобы интегрировать национал-социалистов в политическом отношении. Но тем не менее он установил для них высокий барьер на пути к государственной власти: НСДАП должна была оставаться на почве конституции и в ее руки не должны были попасть главные властные структуры: полиция и рейхсвер. Эти требования были для нацистов, если соразмерять их с ожиданиями Гитлера, не чем иным, как квадратурой круга. Традиционные правые формулировали свои условия допуска национал-социалистов к власти более расплывчато. Точно можно быть уверенным только в том, что Гинденбург и его камарилья и не думали весной 1932 г. о том, чтобы доверить гитлеровскому движению ключевые позиции во власти. Они готовы были приветствовать национал-социалистов как младших партнеров, но не в качестве своих политических наследников.

Герман Дитрих, вице-канцлер в правительстве Брюнинга, видел «глубокие причины» отставки канцлера от Центра, как он заявил об этом 12 июня 1932 г. президиуму Немецкой государственной партии, в том, что «слой населения, не имевший прежде в государстве никакого влияния, а именно старое пруссачество, снова намеревается вернуть себе власть». Делая этот вывод, Дитрих ссылался на свой разговор со Шлейхером. Крупные прусские аристократы-землевладельцы в действительности представляли в своем большинстве самых решительных врагов Брюнинга. То, что не нравилось Гинденбургу в его первом «президентском» канцлере, было большей частью эхом разговоров рейхспрезидента с прусскими соседями по поместью, в том числе с его другом Элардом фон Ольденбург-Янушау.

И все же вердикт Дитриха был верен только отчасти. Во-первых, юнкеры оказывали сильное политическое воздействие на власть отнюдь не с весны 1932 г. Напротив, привилегией прямого доступа к Гинденбургу они пользовались с момента его первого избрания в 1925 г., а в результате перехода к президентской системе в марте 1930 г. значимость такого вида неформального участия во власти сильно повысилась. Во-вторых, остэльбские аграрии не были единственной фракцией камарильи, которая могла занести падение Брюнинга в свой актив. План смены правительства был разработан в апреле 1932 г. руководством рейхсвера во главе с генералом фон Шлейхером. Глава министерского бюро в министерстве рейхсвера разжег кризис вокруг запрета СА, чтобы сначала свалить Грёнера, а потом и Брюнинга. Шлейхер вступил в тайные переговоры с Гитлером и оговорил условия, на которых НСДАП была готова поддержать правое правительство: снятие запрета с СА и СС, роспуск рейхстага и новые выборы. Именно он убедил Гинденбурга одобрить новую расстановку сил, а в конце концов также представил ему наследника Брюнинга. Таким образом, у генерала были все причины скрывать от Дитриха свою истинную роль в свержении канцлера.

В то время как Гинденбург проводил на Троицу свой отпуск в Нейдеке, по меньшей мере один из его соседей узнал из первых рук, что рейхспрезидент в ближайшее время расстанется со своим канцлером. «С кабинетом Брюнинга покончено», — писал 21 мая «старый Янушауец», еще до получения им сообщений о судьбе «Декрета о поселениях», адресуясь к барону фон Гайлу. Тогда еще было неясно, когда именно должна была состояться смена канцлера, т. к. Гинденбург еще раздумывал о том, не должен ли он, прежде чем отстранить Брюнинга отдел, дождаться исхода «репарационной» конференции в Лозанне. Кампания против «Декрета о поселениях» и ультимативно сформулированная резолюция немецких националистов поставили рейхспрезидента в позицию «принуждения к ходу». Если он не хотел рисковать поддержкой тех сил, на которые должно было опереться новое правительство, он должен был действовать незамедлительно. То обстоятельство, что Брюнинг вынужден был покинуть свой пост уже в конце мая, и в самом деле было обусловлено давлением со стороны именитых представителей «старого пруссачества»{522}.

Ни об одном из канцлеров Веймарской республики нельзя сказать с большим основанием, чем о Брюнинге, что его образ, искаженный симпатией или ненавистью партий, не устоялся в исторических оценках. Одни расценивают его как человека,