Шрифт:
Закладка:
2 июня 1932 г. социал-демократическая фракция рейхстага совершенно логично приняла решение о вынесении вотума недоверия имперскому правительству. Но опасаться результатов этого голосования у кабинета не было оснований. 4 июня рейхспрезидент Гинденбург подписал чрезвычайный декрет о незамедлительном роспуске рейхстага. Свой шаг он обосновал тем, что рейхстаг «по результатам состоявшихся в последние месяцы выборов в ландтаги немецких земель больше не соответствует политической воле немецкого народа».
В этот же день новый рейхсканцлер выступил со своей правительственной декларацией. Впервые в истории Веймарской республики речь не была зачитана перед рейхстагом, а передавалась по радио. Новым было и еще кое-что. Так, Папен объявлял не о проведении конкретных мер, а ударился в полемику. Он говорил об «ублюдочной экономике парламентской демократии» и бросил упрек всем послевоенным правительствам в том, что они «в результате все растущего государственного социализма» пытались превратить государство «в некую разновидность богадельни». «Моральному истощению немецкого народа, обостренному пагубной антиобщественной классовой борьбой и усилившемуся из-за культурбольшевизма», он противопоставил «неизменные основы христианского мировоззрения».
Самый содержательный пассаж правительственной декларации звучал какугроза: «Правительство вынуждено издать часть декретов, запланированных старым правительством, чтобы в течение следующих дней и недель могли были быть произведены платежи в целях поддержания государственного аппарата». Заключительные предложения речи Папена еще раз подчеркивали политическое местоположение нового кабинета. Роспуском рейхстага, заявил Папен, «нация поставлена перед ясным и однозначным выбором: рука об руку с какими силами она желает двигаться к будущему. Правительство же будет, независимо от партий, вести борьбу задушевное и экономическое оздоровление нации, за рождение новой Германии».
Столь же необычным, как форма и содержание правительственной декларации Папена, было также то, что подавший в отставку кабинет Брюнинга посчитал необходимым ответить на брошенный вызов. Этот ответ завершался так: «Мы оставили после себя отнюдь не руины, наоборот, в тяжелейших экономических и финансовых условиях мы заложили основы для нового становления». Гораздо острее реагировал орган партийной печати социал-демократов. «Форвартс» назвала речь канцлера по радио «единственным в своем роде объявлением классовой борьбы сверху» и продолжала: «Мы противопоставим ему объявление классовой борьбы снизу. Война между баронами и народом должна быть доведена до конца! Только когда высокомерное барство будет побеждено окончательно и будет возможно действительное единение народа. Правительство, выступившее с таким заявлением, это правительство, которое пришлось по сердцу Гитлеру. Бароны хотят избрания национал-социалистов. Дайте им тот ответ, которого они заслуживают»{528}.
14 июня, спустя десять дней после выступления Папена, Гинденбург подписал первый чрезвычайный декрет нового правительства. «Можно только сказать, что “списано аккуратно”», — прокомментировал в своем дневнике бывший статс-секретарь рейхсканцелярии Герман Пюндер. И действительно, декрет под приукрашенным заголовком «Меры по поддержанию выплат по безработице и социального страхования, а также по облегчению благотворительных тягот общин» в значительной мере соответствовал тому, о чем незадолго до своей отставки договорился кабинет Брюнинга. Так, размеры пособия по безработице были в среднем сокращены на 23 %, размеры следующего вида пособия — кризисного обеспечения — снижались в целом на 17 %, а благотворительного пособия общин — на 15 %. В одном важном пункте кабинет фон Папена существенно вышел за рамки проекта своего предшественника. В то время как кабинет Брюнинга намеревался сократить срок попечения получателей основного пособия по безработице с 20 до 13 недель, кабинет Папена считал нужным производить проверку на «нуждаемость» уже по истечению 6 недель получения пособия. Тем самым практически отменялось право безработных на получение сравнительно достойного обеспечения. Его место занимала система попечения, обеспечивавшая уровень гораздо ниже того, что обычно понимается под «прожиточным минимумом»{529}.
Эффект декрета можно почувствовать, ознакомившись с заявлением Объединенной федерации христианских профсоюзов Германии. Так, Центральный союз христианских горняков оценил среднее понижение пособий на уровне 20 %, а в некоторых случаях — до 50 %. Центральный союз христианских фабричных рабочих и рабочих табачных фабрик в результате опроса 119 безработных в Силезии определил размер среднего ежедневного пособия по безработице в сумме 55 пфеннигов на каждого члена семьи. Итог, подведенный Объединенной федерацией на основании суммирования отдельных данных, гласил: «После вычета весьма чувствительной суммы, идущей на оплату аренды жилья, остается в среднем 29 пфеннигов в день на каждого члена семьи для пропитания. На одежду, освещение и отопление не остается ничего, не говоря уже о каких-либо культурных потребностях».
Одним из 5,6 млн человек, искавших работу (именно эту цифру безработных называла государственная статистика по состоянию на июнь 1932 г.), был П.Ф. из района Берлин-Шпандау, опрошенный Объединенной федерацией. Он на собственном примере описал проблему, которая как никакая другая была насущной для безработных летом 1932 г.: жилищный кризис. «Мое постоянное жилье находилось до 11 августа 1932 г. в Берлине, № 113 по Б…штрассе», — заявил он во время опроса. «Мое пособие согласно декрету составляло 18,40 рейхсмарок[57] на четырех персон. Плата за квартиру ежемесячно составляла 36,10 рейхсмарок. Таким образом, на жизнь мне каждую неделю оставалось 10,07 рейхсмарок, или на каждый день и каждого члена семьи по 36 пфеннигов. При таких обстоятельствах я больше не мог сохранять за собой жилье и был вынужден перебраться на “дачу” стоимостью 10,0 рейхсмарок ежемесячно. Теперь я боюсь, что собес учтет эту экономию в размере 26,10 рейхсмарок при расчете будущего размера пособия».
Поселения безработных в форме «картонных колоний» на окраинах больших городов были в 1932 г. для многих людей уже давно привычной картиной. Другие безработные, которые больше не могли платить за квартиру или потеряли надежду найти работу у себя на родине, отправлялись бродяжничать. В начале ноября 1931 г. «Фоссише Цайтунг» оценивала число бездомных бродяг в размере 400 тыс., из них только 35 тыс. ежедневно находили пишу и прибежище в ночлежках и приютах.
Никогда «странствующее войско», как писала о нем одна из либеральных берлинских газет, не достигало таких размеров, как в тяжелейшем кризисном 1932 г. Точных цифр нет, но имеются неоспоримые свидетельства той нужды, которую изведали эти люди под открытым небом. «Тот, кто однажды испытал, что это значит потерять свой дом и оказаться с женой и детьми ни с чем, без надежды на работу и заработок, тот познакомился с жизнью с ее самой тяжелой стороны, — говорилось в корреспонденции журнала «Социале Беруфсарбайт», опубликованной в феврале 1933 г. — Кто с открытыми глазами наблюдал за семьями, скитавшимися по главным путям безработных в Германии — к примеру, по дороге Берлин — Уккермарк — Мекленбург и Померания или по маршруту Западногерманская промышленная область — Мекленбург — Берлин, говорил с ними и слышал рассказы об их судьбе, тот заглянул в бездну глубочайшего человеческого горя. Отец, мать и целый косяк
