Шрифт:
Закладка:
С кем поменяться? Дягилев отдежурил, Шинкаренко вернется только завтра. Демьяна поднять – совесть не позволит. Максим вздохнул и, тяжело поднявшись, поплелся на кухню за холодной минералкой. Что он там говорил, этот попугайка? Нехороший трупик… около… хутора… любимого хутора?
– Дежурная часть, Бонин!
– Что ты там говорил? Какой хутор? Что за труп?
– Хутор Темный. Трупик женский. Мелешко лучше набери, я его уже поднял.
Чертов Темный! Да что за проклятие на нем последние годы?! Ни одного разбоя, если кражи или драки, даже серьезные, – так Мелешко на месте разбирается, до отдела не доходит, а вот что с трупами связано – так это туда хоть экскурсии проводи!
Сон и похмелье улетучились. «Нехороший трупик…»
Трупик был действительно нехороший. Надо сказать, очень даже. За Постовенцевым заехал Королев, который всю дорогу то ругался, то повторял, как мантру: «Только не из “серии”, только не из “серии”». Это вызовы в Управление, проверки прокурорскими, постоянный прессинг руководства, и – вопросы, вопросы, вопросы… Шесть убийств прошлых лет – и все не раскрыты! Пусть бы оказалось это, как ни цинично звучит, очередным «простым» убийством или вовсе даже не убийством – сам умер человек, а над трупом надругались…
Мимо.
Тот же почерк, та же картина – только тело лежит лицом вниз. Снова – девушка, снова – труп сожжен, и снова – чертов хутор… Цвет одежды определить невозможно; на одной ноге удержалась красная босоножка, вторая была босой. Ноги ниже колена не обгорели, но на остальное, особенно на лицо после того, как эксперт перевернул труп, смотреть было невозможно. Жуткий оскал, черный череп, куски пригоревшей к телу кофты, скрюченные руки, прижатые к телу, скрюченные пальцы… Скрюченные?
– Ее что, живую жгли?
– Вероятно, да. Видите следы – возможно, каталась по земле, пытаясь сбить пламя. Но ее чем-то остановили – может, по голове стукнули, сразу не скажу.
– А сколько времени прошло?
Эксперт задумался.
– Недели две, наверное. Не больше. Плюс-минут два-три дня, точнее скажу утром.
– А примерный возраст? Судя по ногам, молодая…
– Ну да, от двадцати до тридцати пяти… Завтра, завтра. Дальше диктую…
Королев снова стал записывать. Постовенцев мог сказать точно: таких пропавших без вести у него не было. Дополнительная работа по установлению личности… Пальцы снова сожжены, как и лицо…
Преступник ничего не взял – кроме документов из маленькой сумочки, которая валялась рядом с трупом. Хотя, возможно, документов она с собой и не брала… Сумочка обожжена, цвет непонятен, но похож на красный… В ушах жертвы – маленькие золотые серьги, на обуглившемся пальце – кольцо. Постовенцев пригляделся к лицу, торопливо записывая приметы. На челюстях отсутствовали зубы: один на верхней, два на нижней.
– Ей что, зубы выбили? – уточнил следователь.
Эксперт покачал головой.
– Ранее были удалены. Видишь, осколков нет, и другие зубы уже успели чуть съехаться. Кстати, Максим, можешь написать – сверху справа две коронки на коренных зубах, металл.
– Спасибо.
– Есть такие в твоей картотеке, Макс?
– Точно нет.
– Жопа! – сказал Королев. – Седьмая, да еще и неустановленная. Виктор Саныч, а у вас никто не пропадал, а?
Мелешко был мрачнее тучи и даже не ответил – просто покачал головой. Что ж такое, как прокляли его район, подумал он теми же словами, что и недавно Постовенцев. Опять завтра «всеобщий сход», опять он худший и не проводит работу с населением… Чтоб он сдох, этот убийца!
После осмотра места происшествия, сбора вещдоков, получения объяснений у перепуганных рыбаков прошло около трех часов. Дальше механизм был ясен и отработан…
Максим не отказал себе в сомнительном, но все же удовольствии позвонить сразу по прибытии Газиеву и доложить обстановку, а потом выслушать душевные проклятия в адрес как убийцы, так и рыбаков. Заодно и указания получил – утром Демьяненко и Дягилев вместе с Мелешко вернутся сюда, а первоочередной задачей Постовенцева является установление личности погибшей. В этом смысле – хорошо, что выехали не Терещенко и не Березяк…
Оставив Мелешко с постановлением о назначении СМЭ дожидаться приезда «похоронной команды» и возвращаясь в отдел вместе с Королевым и задремавшим на заднем сиденье судмедэкспертом, Постовенцев думал, где и что они проглядели. Семь убитых одним и тем же способом. Стабильно. Каждый год. Почти на одном и том же месте. Трижды хутор и окрестности выворачивали сверху донизу – безрезультатно. Недоработки… может быть, но неужели этот псих умнее всех? Мелешко жаль, сегодня такой перекошенный стоял…
В дежурке ему сообщили, что Терещенко уже сменился после суток (верх цинизма!), а Березяк пока на краже в поселке им. Первого Мая. Пока совещание, пока доклад, пока обсудили с ребятами, пока первая чашка кофе… Теперь – заполнение карточек на неопознанную, составление запросов. Спать хочется так, как будто уже ночь…
В дверь постучали. Постовенцев, только присевший на стул, крикнул: «Входите!» – и, увидев вошедшую, мысленно застонал – при этом от души надеясь, что на его лице не возникла гримаса ужаса. В кабинете вновь появилась Ведиляева А. А.
«Боже, – подумал он, – за что еще и ее…»
– Здравствуйте, – говорить весело никто не обязывал, поэтому приветствие вышло мрачным. – Чем обязан?
– Предложите мне присесть.
– Присаживайтесь, – обреченно сказал капитан. Старая песня о главном-2… – Слушаю вас.
– Попрошу вас записывать. С прошлого раза вы так и не научились?
– Изложите… – бороться с ней было бесполезно. – Хорошо, в чем дело? Печатаю на компьютере, с вашего позволения.
– Разумеется. У меня пропала дочь.
– О господи, – не удержался Постовенцев, – опять не можете зайти в дом без милиции? Анастасия Александровна, если вы…
– …Я не знаю, где она.
Капитан вдруг отметил, что бабка держится не так, как в прошлый раз – волнуется, и, как ни старается скрыть дрожь в голосе, на словах «пропала» и «не знаю» промелькнула неподдельная, искренняя тревога.
– Она ушла из дома своего сожителя две недели назад. На работу. И с тех пор ее никто больше не видел. Она действительно ушла, я провожала ее на автобус. Аня, – голос снова дрогнул, – хорошая девочка, несмотря на то что сбежала от меня тогда. Ее нет две недели, телефон недоступен… я уже сидела до последнего, не приходила к вам, ждала…
У Максима начали закрадываться нехорошие сомнения.
– А к сожителю ездили?
– Конечно. Он во дворе вашем. Он пил все это время… думал, бросила она его. Вчера, – Ведиляева вздохнула, – вечером я к нему приехала, из запоя вывела. Трясет его, но со мной пошел, показания давать, или что там надо…
– А в чем она уехала из дома?
– Платье красное, сверху белый жакет, с собой сумочка… маленькая… тоже красная, и босоножки красные.
– Украшения на ней были?
Вопрос был задан уже обреченным тоном. Седьмой труп опознан.
– Да, в ушах серьги золотые, маленькие такие, с камешками, и на пальце кольцо, тоже золотое, с цветком.
– Анастасия Александровна…
Ведиляева – теперь уже не «карга» и не «бабка», а почтенного возраста женщина со строгим лицом, – замерла. Даже руки перестали дрожать.
– Я вас слушаю, – спокойно произнесла она.
– А зубы у вашей дочери все были целые?
– Нет. Не хватало правого переднего клыка. Верхнего. И двух зубов внизу, клыка и следующего. И две металлических коронки на коренных. Тоже сверху, справа.
– Анастасия Александровна… Нам… нам нужно будет проехать на опознание.
– Хорошо.
Ведиляева оставалась совершенно спокойной, и вот это было хуже всего. С ее характером такое ледяное спокойствие – это признак приближающегося инфаркта. Лучше бы уж пусть орала, что милиция ничего не делает…
В морге Ведиляева вела себя так же – отрешенно-спокойно. Хотя от ее дочери осталось мало чего, воспринимаемого нормальной человеческой психикой, она внимательно осмотрела труп, после чего повернулась к Постовенцеву и сказала:
– Да, это Аня. Где подписывать?
И снова – все то же
