Шрифт:
Закладка:
– Я избегаю ТВ исключительно по традиции, которая сложилась так давно, что сейчас было бы грех ее нарушать.
– Вы написали про фэнтези: «Человек ощущает себя чужим в этом мире и – почти инстинктивно – ищет дорогу в миры, где он будет своим и сильным». Это как уход в банду? В криминальную субкультуру? К наркоманам или сатанистам?
– Это слишком сильно сказано. «Мягше, мягше…» Просто в мирах фэнтези легко, интересно и ни о чем не надо думать.
– Сатанисты вообще бывают. Я разговаривал с некоторыми на зонах, где они отбывают наказание за убийства. Можно ли сказать, что это явление вызвано к жизни чисто литературой, описывающей сатанистов? Больше ведь неоткуда было о них узнать.
– Ничего о сатанистах не знаю. Думаю, это одно из многочисленных эмоциональных извращений, свойственных человеку.
– Вы довольно часто хвалите Пелевина. Но вам не нравятся его последние книги. А совсем последние? В частности, про пиндосов? Не сдулся ли он? Или у него просто творческий кризис? Какие, наверно, бывали и у вас?
– Последние вещи Пелевина (в том числе и про пиндосов) мне нравятся. Просто ранние его вещи (до «Чапаева») нравятся мне больше.
– Расскажите про Высоцкого! Что вы можете сегодня про него вспомнить?
– Я знал его мало и все, что знал, уже неоднократно описывал. Он был замечательный поэт и значительный артист.
– А каков был Тарковский?
– Он был гений, и общаться с ним было практически невозможно, потому что он мыслил не словами, а зрительными образами. Впрочем, кое-как справлялись.
– После того как он уехал, не думали ли и вы тоже на Запад? Володарский и Аксёнов уверяли, что и Высоцкий собирался эмигрировать. Ну или на Восток, в Японию к примеру? Вас же издавали, платили гонорары – так что можно было б жить. К вам был бы всплеск интереса, как же, выбрали свободу.
– Мы не хотели уезжать никогда. Здесь было наше все: дом, друзья, язык. Куда нам было без этого?
– Что вы думаете об экспедиции вашего коллеги Уэллса в Советскую Россию? Почему он не сделал из этого фантастического сюжета?
– Уэллс ни черта не понял в новой России. Он вообразил себе: раз индустриализация потребует миллионных жертв, значит она невозможна. Какая милая наивность великого скептика и гениального прорицателя ужасов XX века!
– А правда, что вас принимали за инопланетян? Говорят, выражали сочувствие, что не могут вам помочь с ремонтом звездолета. Но якобы предлагали материальную помощь.
– Это правда. Было несколько писем на эту тему.
– Президент США – мулат. Фантастика! Пересмотреть взгляды на то, что реально, а что нет? К каким еще невероятным событиям надо готовиться?
– Как Лем нас всех учил: «Время жестоких чудес еще не миновало». Из этого и исходите.
– Вы уверены, что в размышлениях о других мирах можно обойтись без средств, расширяющих сознание, – типа ЛСД, который вроде не считается наркотиком? Ну хоть алкоголь? Вот, говорят, Пелевин многое почерпнул из своих наркотрипов. Хотя сам он это отрицает, правда, неубедительно.
– Чушь все это. Про АБС тоже говорили, что они запираются на цековской даче, накачиваются наркотиками и сочиняют. А у нас, между прочим, сухой закон объявлялся на время работы – все 45 лет, с 1955-го до 1990-го. (Выше уже было про это. – И. С.)
– Как и когда вы стали автомобилистом и как это протекало? Какие машины, за какие деньги, – подержанные «мерседесы», как у Высоцкого? Какие маршруты вы прошли? Не было ли вам больно, оттого что вам досталось такое старомодное средство передвижения – а не, например, летающая тарелка? Меня, например, это довольно часто раздражает.
– Первая моя машина была «запорожец-с-ушами». Последняя – «Тойота-Королла» (но я уже ее не вожу, только жена). Любимый отпуск у меня был: сесть в автомобиль (в три автомобиля – у нас была целая компания) и пуститься по Большому кругу: Эстония, Латвия, Литва, Белоруссия и обратно – через Псковщину – домой. Примерно три тысячи кэмэ.
– Какие самые сильные воспоминания остались у вас о блокаде?
– Читайте «Поиск предназначения». Там все правда.
Цитаты из вышеупомянутой книги:
Много дней он не ел досыта, а последние два – зимних – месяца он просто потихоньку умирал от голода, но он не знал этого и даже об этом не догадывался, – он совсем не испытывал никакого голода. Есть не хотелось. Очень хотелось ЖЕВАТЬ. Все равно – что. Пищу. Любую.
До конца января он дотянул только потому, что всю осень они ели кошатину… Вначале, еще брезгуя, ели исключительно и только белое мясо, а все остальное выбрасывали. Мясо – жарили. Взрослые говорили, что похоже на кроличье, но мягче, нежнее… А в конце осени – съедали уже все, до последнего клочка плоти, исключая разве что одну несъедобную шкуру да когти.
Однако кошки были уже съедены в городе все и давно, и всё мало-мальски съедобное, что могло быть обнаружено в городской квартире – старый столярный клей, засохший клейстер с обоев, касторовое масло, сушеная морская капуста (довоенное отцово лекарство от сердца) – все это уже было обнаружено и съедено, и теперь более впереди не было ничего, кроме смерти… Канализация не работала, унитаз был забит куском мутного льда. Испражнения выносили, наверное, в каком-то поганом ведре во двор, а у кого силы не хватало – выливали прямо на ступеньки этажом ниже. Он помнил загаженную лестницу, и он прекрасно помнил невообразимо, невероятно, необратимо загаженный двор…
– В начале 2001 года вы сказали, что XXI век, может, еще не наступил и надо ждать некоего важного знакового события, которое откроет новый век. Это было 11 сентября? Если так, то ваше предсказание сбылось.
– Я не уверен, что XXI век наступил именно 11 сентября. Боюсь, начало будет еще покруче.
Михаил Тарковский. Жизнь на свежем воздухе
Поэт, писатель, охотник Михаил Тарковский третий десяток лет живет в тайге на Енисее. Эти места ему открыл когда-то его дядя Андрей. Двадцать лет – многовато для эпатажа публики, для работы на имидж. Он просто живет – добывает соболя и сдает шкурки, ловит рыбу, сочиняет рассказы и рассылает их по издательствам. Миша уверяет, что живет в тайге по одной простой причине: ему это нравится! А в Москве – не нравится. «Мне неприятно, что в больших городах люди не как деревья, а как лес, как фон. В столице мало кто задумывается о жизни, люди просто стараются выжить, и все».
Зиму 2001/2002 года Михаил впервые за многие годы провел не в тайге – но в нелюбимой Москве. Прилетел –
