Смолянинов уверенно занял свое место, и с тех пор одно из главных качеств коммуниста — уменье приносить в любое дело организующую волю партии — руководило им всегда…

Савельев застал его за просмотром сводки Совинформбюро, говорившей о новом наступлении гитлеровцев под Москвой.

— Трудно, Георгий. Даже больше: очень трудно. Пожалуй, еще никогда так не было, — ответил Виктор Захарович на немой вопрос командарма. — Некоторые военные начальники растерялись. Не хотят понять, что есть рубежи тактические, которые можно при целесообразности оставить, а есть политические, которых ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять. Для первых достаточно простора и за Москвой, для вторых там его нет…

— Затем в армии и двое, — заметил Савельев, — командующий и член Военного Совета. Они и обязаны определять тактические и политические рубежи.

— Все это правильно, да не всем понятно.

— Что ж, кое-кто поделом поплатился генеральскими папахами, — жестко ответил Савельев.

— Сейчас Государственный Комитет Обороны принял решительные меры, чтобы выправить положение. Все члены Центрального Комитета в войсках. Сосредоточиваются крупные резервы. Надо ждать перелома в ближайшие дни, — размышлял вслух комиссар, продолжая глядеть на сводку. — Кстати, знаешь еще одну новость о союзниках? — повернулся он к Савельеву. — Когда дипломатический корпус переводили в Куйбышев, американцы часть своих сотрудников оставили в Москве. Указания дали, как вести себя при оккупации.

— До чего же доводит нелюбовь к нам! — Савельев пожал плечами.

— Нелюбовь — мало, Георгий… Американские фирмы возобновили контракт с Японией о поставке ей в этом году почти двух миллионов тонн нефти. Зачем? Какова цель? Дядя Сэм объясняет, что, снабжая японцев стратегическими материалами, он отодвигает от себя войну.

— К нам придвигает? А куда продвинулись японские войска в Азии и на Тихом океане? Это похуже, чем прямо в карман американским банкирам забраться. А они спят и видят, что Квантунская армия уже дерется с нами. Боюсь, что просчитаться могут американские политики! А Япония, что ж… Япония не засидится. Мы-то хорошо ее знаем. Вот посмотри доклад начальника штаба. — Савельев достал из портфеля несколько скрепленных листов. — Видишь, какая цифра убитых и раненых за этот месяц. И это без войны!..

— Да, нейтралитет необычный, — проговорил Смолянинов, просматривая материал: — И все же для нас политика прежняя: безусловное уважение принципов Апрельского пакта и совершенствование обороны.

— Людей из армии будут еще брать? — спросил Савельев.

— В этом месяце будем отправлять несколько полков на Московское направление? Но поступит и пополнение. Командующий фронтом приказал ускоренно его обучать и побыстрее ставить в строй. Давай еще раз посмотрим группировку войск, — предложил Смолянинов.

— Я внес кое-какие изменения, — сообщил Савельев и сдернул с карты занавес. — Вот смотри! Фронт в направлении вероятного удара и фланговые группировки максимально уплотнил. Следовательно, господину Сато придется бросить свой резерв на усиление, а может быть даже снять кое-что второстепенных участков фронта. В это время и начинаются основные действия. Отсюда правым флангом и оттуда с левого фланга наносится контрудар по сходящимся, — показал. Савельев на карте.

— В случае успеха — настоящий котел, — проговорил Смолянинов. — Трудно думать, чтобы они ожидали нажима с этих участков.

— Да, котел, — согласился Савельев. — Дивизия Мурманского должна во взаимодействии с остальными частями корпуса и армейского резерва уничтожить наступающих на внутреннем фронте. Части внешнего фронта развивают успех и взламывают оборону японцев, А если генерал Умедзу быстро подбросит резервы, закрепляемся вот на этом рубеже. Кстати, скажи твое мнение о новом комиссаре у Мурманского. Он из академии.

— Познакомился с ним уже, — ответил Смолянинов. — Молод, но общее впечатление хорошее… Как раз Мурманскому под пару, тоже горяч, — и, взглянув на Георгия Владимировича, с дружеской улыбкой заключил: — Следовательно, решил не отбиваться, а бить!

— Да. Отбиваться это значит проиграть в первые же дни, — подтвердил Савельев.

Их разговор прервал начальник тыла. Он вошел в кабинет стремительно и еще от дверей проговорил:

— Товарищ командующий, начальник штаба решил забрать из служб тыла кадровиков…

— Это — мой приказ, — сухо отозвался Савельев.

— Но я без них не могу… Вот-вот и так посажу армию на сухари.

— О выполнении приказа доложите в срок, — прервал его командарм.

— А если армия хотя на сутки останется без хлеба, ответите Военному Совету, — добавил Смолянинов.

Глава третья

1

Шестого ноября, в двадцать четыре часа, ночную тишину потряс густой рев артиллерийских орудий. Окна в блиндаже задребезжали, верхнее продольное стекло не выдержало и глухо треснуло. Вскочивший с койки Рощин кинулся одеваться.

— Кажется, началось! — ответил он на вопросительный взгляд Зудилина, лихорадочно толкавшего пистолет в кобуру. Застегиваясь на ходу, Рощин выбежал из блиндажа. Зудилин, схватив шинель и шапку, последовал за ним.

Сотни орудий на той стороне границы били залпами, через ровные промежутки времени. В небе не потухали отблески вспышек. Где-то совсем близко в воздух взвивались ракеты, слышались частые хлопки винтовочных выстрелов. От границы доносилось японское «банзай!»

На бегу Рощин старался определить, куда бьет японская артиллерия. Он ворвался в коммутаторную. Выхватив у телефониста трубку, попросил вызвать к аппарату находившегося на второй полубатарее капитана Курочкина, но в ответ послышался голос Бурлова:

— Переполошились? Японцы салютуют в честь нашего праздника, дьявол побрал бы их за такую любезность.

— Салют? — не поверил Рощин.

— Салют, салют… Из штаба передали… А сотни полторы белогвардейцев режут проволочное заграждение.

Свой взвод лейтенант застал выстроенным. Выслушав рапорт Ошурина, он прошел вдоль шеренги, всматриваясь в лица бойцов. Одни были взволнованы, другие смотрели на Рощина с надеждой и ожиданием, третья, как Федорчук, — с чуть заметной хитринкой.

— Чему улыбаетесь, Федорчук? — спросил его Рощин.

— Думаю, пять месяцев ждалы, товарищ лейтенант, колы воны бухнуть. А теперь, вроде, и спешить некуда, — ответил тот.

— Берут на испуг, товарищ Федорчук, проверяют наши нервы, — кивнул в сторону границы Рощин и приказал заходить в землянку. Там было тихо, горел свет. Из-под нар торчали чьи-то ноги.

— А это кто? — удивился Рощин.

— Дивизионный повар, — доложил Ошурин. — Ключ от кухни под нары упустил. Никак не найдет.

— Вылазьте! — приказал Рощин.

Из-под нар показался Кривоступенко. Бледное лицо, подрагивающее веко выдавали его испуг.

— Найшов! — с деланной радостью воскликнул он. — Разрешите идти на кухню?

— Будете выдавать завтрак? — спросил Рощин.

— Ще рано, товарищ лейтенант, — возразил тот.

— Зачем же вам на кухню?

— А куды?

— В строй! — не утерпев, крикнул Рощин. — По тревоге место бойца в строю. За опоздание будете наказаны.

Когда бойцы разместились, лейтенант объяснил, что означает стрельба. Задумано хитро: сорвать праздник, лишний раз внушить нам страх, заставить призадуматься…

Со всех сторон послышались возгласы бойцов:

— Сами себя скорей запугают…

— Каждый день слышим их салют!

Рощин не успел еще отпустить людей на отдых,