землянку грустная, потому что встреча с Рощиным напомнила ей то памятное, казавшееся таким далеким и радостным, мирное время. «Лейтенант не узнал меня. А почему он должен помнить случайную встречу? Мы же с ним даже не познакомились… Но почему тогда я его узнала? Он все такой же. Хотя нет, другой какой-то», — думала Валя.

— Ну что? — хором спросили девушки, когда она вошла в землянку.

— Политрука не было, на кухню ушел. А лейтенант обещал передать ему нашу просьбу, — невесело ответила Валя.

— Это, наверное, тот, что без штанов по дороге бегал, — засмеялась Клава Огурцова. — Жди — и передадут, и придут и капитаны, и лейтенанты, — со злой усмешкой добавила она. — Они знают, куда ходить. Небось, на кухню побежал…

— Перестаньте, Огурцова! — одернула ее Валя. — Вы забываете, что находитесь в армии.

— Это я хорошо помню, — пробурчала Огурцова.

— Еще раз говорю, перестаньте! — строго приказала Сергеева.

— А тебе что? — вдруг обозлилась та.

— Командир она тебе, — вмешалась в разговор самая старшая по возрасту, которую девушки авали Анастасией Васильевной.

— Давайте лучше обдумаем, что докладывать станем. А то придет человек, а мы будем молчать.

— Сперва нужно посмотреть, что за человек! — звонким голосом заметила Соня Давыдова. — А то ответит, как Зудилин: «Может, вам ванну и туфли на модельном каблуке?..»

— Это верно, — согласилась Валя, — посмотрим, какой человек.

— Кажется, идет, — проговорила Давыдова.

Девушки притихли. Услышав приближающиеся шаги, Сергеева открыла дверь.

— Товарищ старший политрук! Взвод… занимается стиркой, — доложила Валя.

— Здравствуйте, товарищи!

Девушки ответили нестройно, но дружно.

— Давайте знакомиться, — предложил Бурлов. — Я со вчерашнего дня — политрук вашей батареи. Фамилия моя Бурлов. Зовут — Федор Ильич.

— А я вас видела в Сабурове в ДКА, — откликнулась Давыдова.

— Правильно. До этого работал в Сабуровском ДКА… Может отложим беседу до окончания стирки? — предложил он, внимательно оглядывая каждую. Даже непривычная суровость армейской жизни не могла погасить в их глазах девичьего задора и жизнерадостности.

— Нет, нет. Мы сейчас, — раздались голоса. — Садитесь, товарищ старший политрук.

— Ну что, товарищи, трудно? — спросил он и сам ответил: — Даже бывалым солдатам — и то трудно.

— Ничего, привыкнем, — сказала Валя. Знали, на что шли.

— В этом не может быть сомнения, — согласился Бурлов. — Нужно только по мере возможности облегчать, а не усугублять трудности, — добавил он, давая девушкам повод изложить свои горести.

— Вот в том-то и дело! — воскликнуло сразу несколько голосов.

— Знаете что? — предложил Бурлов. — Пусть кто-нибудь из вас расскажет мне, как вы живете. Только без прикрас и преувеличений. Ну хотя бы вы, Сергеева, — обратился он к Вале.

— А откуда вы меня знаете? — удивилась она.

— Единственный сержант-девушка у нас. Да я вас всех знаю, улыбнулся Бурлов. — Только кто из вас — кто, я еще не разобрался; по штатной книге узнал. Есть, например, Соня Давыдова…

— Это я! — выглянула Соня из-за Сергеевой.

Девушки засмеялись.

— Что же рассказывать? Вернее, с чего начинать? — переглянулась Валя с подругами. — Хуже и обиднее всего — насмешки и пренебрежение. Все в один голос: «А-а, да что вы от них хотите? Они — девчата». Командиру взвода доложим что-нибудь, о быте, он сейчас же: «Может быть, вам трюмо подать?» Зачем это? Разве мы не знаем или не понимаем, что зависит от войны, а что… Вон на всех одно корыто, и то Новожилов сбил из досок…

Валя рассказывала обо всем, что на душе накипело: А когда дошла до того, что многие бойцы, а иногда и командир взвода Зудилин грубо ругаются при них, Федор Ильич тяжело вздохнул и встал.

— Все ясно! Разберемся. А начните вы со своей землянки, наведите в ней порядок, ведь Мрачно у вас: копоть, пыль, неуютно. Такое жилье кого угодно натолкнет на мрачные размышления. В остальном помогут и командир батареи, и командиры взводов. По правде сказать, шел к вам и боялся. Пожалуй, первый раз за всю службу боялся встречи с бойцами, — признался Бурлов. — Но теперь ничего, кажется, есть контакт?

— Есть! — хором отозвались девушки.

* * *

Когда Зудилин после дежурства появился в землянке взвода, девушки испуганно вскрикнули:

— Товарищ лейтенант, неужели вам было трудно постучать? — спросила Валя Сергеева. — Вы же знаете, что сейчас время отдыха.

Зудилин насмешливо посмотрел на нее:

— По-о-думаешь. Старший политрук сюда заходил?

— Был… Жаловались, — ехидно отозвалась Огурцова.

— Жаловались? На кого? — возмутился Зудилин. — И ему кричали: «Стучать нужно?»

— Он стучал, — доложила Сергеева.

Зудилин потоптался на месте, заглянул в служебный отсек и, не сказав ни слова, вышел. «Паршивка! Корчит из себя пряник. Наболтала, наверно, черт знает чего», — зло подумал он! Встретив дежурного по полубатарее, лейтенант закричал:

— Селин, почему во взводе такой кавардак?

— Какой, товарищ лейтенант? Сам проверил сегодня с утра: приборы, оружие — все в порядке.

— Я не о том! Девки голые сидят… Еще и кричат.

— Стесняются вас.

— Наведите порядок… Старший политрук приходил к ним?

— Он в нашу батарею политруком назначен.

— Вредный?

— Да не знаю. Мне отдал ваши две пустые бутылки, приказал закопать, чтобы никто не видел. Только что около машин закончил лазить. И лейтенант Рощин уже с ним.

— Мыльный авторитет зарабатывает? — засмеялся Зудилин.

Бурлова он застал в командирском блиндаже одного. Не глядя на политрука, молча бросил шинель и шапку на топчан, и зябко потер руки.

— Замерзли? — Бурлов подошел к постели Зудилина, взял его вещи, повесил. Зудилин почувствовал на себе его пристальный взгляд.

— Давно в армии служите? — спросил политрук.

— С тридцать восьмого года.

— А лейтенантское звание когда присвоено?

— Без года неделя: с августа. Учить бойцов умел еще старшим сержантом. Взвод был передовым. А сейчас дали мне такое… — Зудилин махнул рукой.

— Для фронтового времени стаж у вас немалый, к тому же вы комсомолец. И дали вам наших советских людей… Почему во взводе столько жалоб? — уже строже спросил Бурлов.

Зудилин молчал.

— Вы сами сквернословите при девушках и позволяете это делать вашим бойцам? — не дожидаясь ответа, продолжал Бурлов. — Личный состав вашего взвода необычный, и шаблон в работе с ним вреден. Постарайтесь, чтобы на каждых двух девушек было ведро или таз, повесьте им зеркало. Спальню нужно отгородить от общей части блиндажа. Ну, а в отношении ваших крутых словечек… воздерживайтесь, лейтенант.

— Как в пансионе благородных девиц! — недовольно заключил Зудилин.

— Наша армия для них больше пансиона, — возразил Бурлов.

8

Бригадный комиссар Смолянинов возвратился из Хабаровска в воскресенье ранним утром и теперь с нетерпением ожидал командующего. Синева под глазами говорила о бессонной ночи.

Девятилетним мальцом запомнил Смолянинов похороны шестидесяти девяти рабочих, павших на баррикадах Златоуста. Потом, когда стал взрослее, разносил и разбрасывал большевистские листовки. В урагане революции и гражданской войны