Шрифт:
Закладка:
— Показал! — рассмеялся плечистый усатый боец. Потом попросил слова Ошурин:
— Какая может быть дисциплина, если Кривоступенко на занятиях не бывает? Политподготовку — и то пропускает. Он у нас словно гостем себя чувствует.
— Кривоступенко вообще нужно убрать с кухни. Не место ему там, — подтвердил помощник командира вычислительного взвода.
Каждый говорил о недостатках в батарее, вносил свои предложения.
— Калмыкова надо кому-нибудь из нас взять под контроль, — сказал Новожилов. — Он, видать, человек стоящий. Товарищ старший сержант раз его пробирал, а я со стороны наблюдал за ними. Плачет у хлопца душа, а он это прячет под злостью да насмешками. Кое-кого из вычислительного нужно одернуть. Да и командира их взвода тоже надо поправить. Слово хорошего за службу от него не дождешься. А тут позавчера слышу разговоры и смех в управленческой крытой машине. Думаю: что там такое? Заглянул, — оказывается, Зудилин там с Огурцовой. Ну и выходки у него… — разведчик покосился на Бурлова. — А ведь по сути мальчишка еще. У меня сыны старше по годам. Как крикнет: «Какого черта шастаешь по машинам?» Правильно Федорчук, сказал: где уж тут дисциплина или учеба. — Новожилов умолк. Потом добавил: — И с народом мало еще бываем. Третьего дня подходит ко мне Земцов и высказывает: «Эх, Семенович, в жизни не прощу себе, что не вступил в молодости в партию. Все боялся, что наук не знаю. Ты, говорит, вроде старшего. Примите и меня к себе, как бы беспартийным большевиком. Тактически я неграмотный, а практически вот где эта наука в душе». Спросил я его, почему сейчас не вступает. Говорит: «А кто меня теперь примет? На готовое сейчас половина взвода будет проситься». Зло разобрало на самого себя. Вместе с ними живу, лясы точу, а про то, чего люди от меня ждут, и забыл.
По мере хода собрания записи Бурлова увеличивались. На отдельном листке появились фамилии: Зудилин, Калмыков, Кривоступенко, Огурцова. Разошлись только к отбою.
3
После длительного и тягостного ожидания, наконец-то, советского посла принял Того. Круглое свежее лицо министра излучало жизнерадостность. Плотный, с короткими ногами, солидным животом Того стоял у карты советско-германского фронта и сочувственно качал головой.
— Русский народ умеет сражаться, — говорил он с плохо скрытой иронией. — Я думаю, что выражу мнение вашего превосходительства, если скажу, Что армии великой Германии еще долго придется топтаться у стен вашей столицы.
— Не так уж долго, господин министр, — ответил посол, скользнув взглядом по карте. — Эти флажки не на том месте, их необходимо отодвинуть обратно, показал он на освобожденный от фашистов Ростов.
Того, любезно улыбаясь, покачал головой. Но по его лицу скользнула тень.
— Значит, у стен Москвы созданы превосходящие силы? — спросил он и внимательно посмотрел на посла.
— Они, по мере перехода нашей страны на военный уклад, создаются на всех направлениях, — ответил посол.
— Даже на Дальнем Востоке? — прищурился Того.
— На Дальнем Востоке мы граничим с дружественной, доброжелательной страной, — в тон ему ответил посол.
— Да, да, да… закачал головой Того.
Он умолк. Что могла означать уверенность посла? В самом ли деле Россия настолько сильна, что может изменить ход войны, или это обычный дипломатический язык? Оставив эти мысли, Того быстро подошел к своему столу и уже сухо и официально проговорил:
— Господин посол, имею честь довести до вашего сведения нижеследующее. В силу несоблюдения торговым флотом вашей страны элементарных норм лояльности, мое правительство вынуждено закрыть Сангарский пролив для русского пароходства.
«Результат визита Отта!» отметил посол про себя.
— Сегодня же я поставлю в известность свое правительство о введенных вашим правительством, господин министр, — ограничениях. Не может ли господин министр сообщить, какие именно элементарные нормы лояльности не были соблюдены советскими пароходами?
— Я думаю, господин посол, вам это известно не хуже, чем мне, — высокомерно ответил Того, — Ваши пароходы внешне — торговые, а по существу — военные.
— Из каких источников взяты эти сведения? — спросил посол.
У японского народа много друзей, — уклонился от прямого ответа Того.
— Господин министр! — жестко заговорил посол. — Мне неизвестен ни один случай, когда бы советские торговые и конвойные (корабли нарушили хотя бы малейшие требования японских властей. В то же время я имел честь неоднократно заявлять лично вам и господину премьер-министру протесты по поводу нарушения условий судоходства в нейтральных водах. Мною представ лены, господин министр, неопровержимые данные о нападении вашей авиации на торговые суда Советского Союза, хотя на них имелись ярко выраженные опознавательные знаки. Ряд советских торговых кораблей незаконно задерживался вашим военным флотом и отводился в японские порты. Отдельные суда находились под арестом в течение продолжительного времени.
В голосе посла слышался скрытый гнев. Но Того продолжал улыбаться, будто не слышал, что ему говорил посол. Дождавшись, когда тот закончит, он сказал:
— Меня огорчают, господин посол, ваши необоснованные обвинения. Моя страна свято соблюдает условия нейтралитета в войне вашей страны и Германии, хотя провоз советскими судами вблизи нашей территории закупленных в Америке товаров создает для Японии весьма деликатное и затруднительное положение.
Министр резко склонил голову, давая понять, что аудиенция окончена.
Советский посол медленно вышел. «Столковались. Этого следовало ожидать», — думал он, усаживаясь в машину.
Вдали показалось здание посольства. В наступившей темноте оно выглядело настороженным, суровым. Затемненные плотной тканью окна смотрели черными проемами. Только в одном окне через узкую щель вырывался двойной сноп света.
Отдав распоряжение немедленно передать в Москву шифровку о решении японского правительства, посол прошел в приемную. Там собрался почти весь дипломатический персонал — горсточка советских людей, несущих тяжелую вахту. Посол невесело сообщил:
— Новости неважные: Закрыли Сангарский пролив. Придется нашим судам проделывать крюк в полторы тысячи километров. А тут еще Курильская гряда… Солидную гадость придумали, ничего не скажешь.
— Нужно полагать, что это еще не все? — отозвался один из сотрудников.
— Конечно нет, — согласился посол. — Это, можно сказать, цветочки. Вот, пожалуйста. Не так давно Отт посетил Того. Вслед за этим в нейтральных водах увеличилось число японских катеров и боевых кораблей. Сегодня — закрытие Сангарского пролива. Следовательно, дело выглядит так: Отт сделал Японии предложение всячески мешать нашему судоходству. Это, во-первых, Во-вторых, — усилить пиратские налеты на наши корабли. Для этого и потребовался выход в океан японского военного флота.
— Разрешите? — быстро вошел в приемную секретарь. Он был чем-то сильно обеспокоен.
— Отправили телеграмму? — спросил посол.
— Уже, очевидно, пошла, — ответил тот. — Простите, что прерываю вас. Но через Гонконг передали: наша два судна
