За батареей было закреплено несколько километров границы. Еще в первые дни после выхода на позицию, по приказу штаба армии, капитан Курочкин довел на Своем участке заграждения до трех линий и заменил большую часть поврежденной проволоки. Но за последнее время повреждения участились, а устранять их можно было только по ночам, днем японцы обстреливали каждого, кто появлялся в поле их зрения. Правда, огонь был не особенно метким, и его не боялись, но жертвы все-таки были.

— Разобрать саперный инструмент. Пойдем проволоку перетягивать: беляки порезали, — объявил Рощин.

Забрав мотки колючей проволоки, топоры, ломы, взвод направился в Козий распадок? Стрельба уже утихла, только изредка кое-где взвивались ракеты или одиноко хлопал выстрел.

Осмотрев заграждение, Рощин расставил людей, Повреждения были сравнительно небольшие, и разведчики принялись за работу весело.

Федорчуку, Варову и присоединившемуся к ним Кривоступенко достался совсем оголенный пролет. Размотав шесть мотков, они начали прикреплять проволоку к кольям. В ответ на стук топоров раздалось несколько выстрелов. Но когда топоры застучали в разных местах, выстрелы прекратились.

— Запутались, — довольно заметил Федорчук. — Не знае, куды и стрилять. Ты, друг, закрепляй, лучше, — рассердился он на Кривоступенко.

— Граница далеко от нас? — осведомился тот. — А то и не заметишь, как японцы угостят.

— Метров триста, — ответил Варов. — Нужно осторожней работать.

— Триста метров? — недоверчиво переспросил Кривоступенко. — Это вон та сопка японьска?

— Японьска, японьска… Швидче повертайся! — недовольно заворчал Федорчук.

В темноте проволока рвала одежду, царапала руки. У одного кола Варов подобрал старую японскую шубу и шапку.

— Мабудь, биляк який-небудь оставыв, — предположил Федорчук, — Закинь он туды.

— Ничего, пригодится, — хитровато возразил Варов, К ним подошел Рощин.

— Помощь нужна? — спросил он.

— Сами справимся, — ответил Федорчук. — Товарищ лейтенант, мы тут с Варовым приготовылы штук восемьсот пустых банок из-под консервов. Разрешите их повисыть на проволоку?

— Зачем?

— Если парами крепить, то чуть тронешь проволоку — звон пойдет, — пояснил Варов. — Постесняются лезть.

— Го-го-го… — загрохотал Федорчук, — постесняются! Ну и Петро!

— Тише! Японцев перепугаете, — пошутил Рощин. — Если в срок уложитесь, вешайте свои банки, — разрешил он.

Федорчук еще крепил последний конец, а Варов уже разносил спрятанные в овраге «сюрпризы».

— Вешать только на две нижние проволоки, — предупредил он. — Метра через два-три.

Когда, бойцы отошли в сторону, позади раздался громкий звон. С ближней сопки щелкнуло несколько выстрелов.

Схватив винтовку, Федорчук бросился на шум.

— Чого тэбэ черт туды понис? — сердито крикнул он, разглядев барахтавшегося в проволоке повара. — Ослип? Чого ты туды лиз?

Топор упустил.

— Упустыв… На, — достал Федорчук, — и иди вон к лейтенанту. Без тэбэ обойдемся.

За ночь полубатарея исправила два километра проволочного заграждения. Рощин был доволен.

— Где же Федорчук и Варов? — забеспокоился он.

— Мы тут, товарищ лейтенант, — донесся голос Федорчука. — Идэмо.

Они спустились вниз. Федорчук, поглядывая на Варова, улыбался.

— Снова что-нибудь придумали? — заметив это, спросил Рощин.

— Придумалы. Утром подывымся, що выйде, — неопределенно ответил Федорчук.

— Товарищ Кривоступенко, — подозвал Рощин повара. — Завтрак праздничный. И чтобы к девяти часам утра разнести по постам.

— А как же мени?

— Оставить разговоры! К девяти быть на постах! Помкомвзвода подскажет, как.

На востоке уже угадывалась заря. Небо чуть подернулось голубизной. Большая и оттого свежая, точно выспавшаяся за ночь, луна клонилась к закату.

Отправив взвод на отдых, лейтенант с Варовым и Федорчуком пошли на наблюдательный пункт.

Пока добрались, рассветало. Не успел Рощин доложить о себе комбату, как с границы донеслась частая стрельба.

— О це парне дило, молодец Варов! — хохотал Федорчук. — Давай, давай, нейтралитетчики! — вдруг гаркнул он в полный голос.

— В чем дело? — оторопел Рощин.

— А вон, дивиться, — указал Федорчук на сопку, где они с Варовым ночью задержались. Почти у подножия ее стояло мастерски сделанное чучело в японской шубе и шапке. По нему один за другим опять раздались три выстрела. Чучело замахало руками. Японцы, очевидно, рассвирепели. Стрельба участилась, потом длинной очередью ударил пулемет. Из чучела полетели клочья, шапка подпрыгнула и отлетела далеко в снег.

— Бей, бей! — кричал Федорчук, — Патронов не жалеть! Все меньше останется.

В два часа дня Бурлов по телефону сообщил Рощину, что ночной «салют» японцев стоил дивизии сорока шести человек. На отдельных участках били боевыми снарядами по переднему краю обороны.

2

Хотя Москва по-прежнему оставалась на осадном положении и над ней все также по ночам висели сотни заградителей, торжественное заседание в столице, посвященное двадцать четвертой годовщине Октября, и военный парад на Красной площади состоялись. Это вызвало в войсках уверенность и оживление.

— Задачи советского народа и Красной Армии намного шире, чем национальная оборона, — говорил на собрании коммунистов батареи политрук Бурлов. — Наши задачи интернациональные. Они заставляют здравомыслящих людей других стран не оставаться в стороне от великой борьбы Советского Союза. Народы Америки Англии, Китая и десятков других государств принуждают свои правительства быть сейчас с нами, а не против нас.

На нас смотрят порабощенные народы Европы, попавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая миссия выпала на нашу долю. Будем же достойными этой миссии!

Коммунисты встали и возбужденно зааплодировали.

— Какие будут вопросы? — выждав, спросил председатель.

В блиндаже наступила тишина, слышалось только потрескивание дров в печке и тяжелое дыхание Федорчука.

— Ну, засопел, — толкнул его в бок Новожилов.

— Засопыш! — вдруг сорвался тот с чурбака, на котором сидел. — Скильки времени прошло, як мы в батарее? А подывыться на Галкина, Попова, та и еще есть. Чи воны достойны э-э… миссии? Так их не порабощенным народом показувать, а воронам. Всегда не заправлены, оружие у них грязное, стреляють с закрытыми очами, в билый свит. Товарищ лейтенант Рощин сегодня начав з ными стрелять, и не попалы! Час бывся… В наряд пидуть, страх навулыцю выйты: ненароком убьють!.. Та и мы добри. Треба их учить, помогать, а мы гогочем. Не по-партийному это…

Федорчук разошелся не на шутку. Бойцы понимали его горячность и чувствовали, что за его словами кроется дело.

— А завтра дадуть приказ лучших отправить на фронт, — постепенно успокаиваясь, продолжал он. — Кого пошлем? Товарища старшего сержанта, та Новожилова, та Варова, та Сергееву? А кто тут останеться вчить людей? Треба так зробыть, щоб вси булы добри солдаты. Щоб с каждого, колы треба, був младший командир… Та некоторые командиры… — замялся Федорчук, поглядывая на политрука.

— Ладно, Кондрат, не туда загнул, — осторожно заметил Новожилов, знавший, что критиковать командиров на собрании не положено.

— Говорите, говорите, Кондрат Денисович. Коммунисты не должны бояться правды. Отвечаем за батарею перед партией все.

— Я и говорю… Та чего там.