вынь и положь ему номера частей Приморской армии. Он считает, что русские сняли с Сабуровского направления какие-то соединения. И немудрено! Со дня на день Москву потеряют, и чтоб армию целиком здесь держать…

Тураева закурила.

— Это у нас так думают. А немцы под Москвой выдыхаются, — сказала она.

— Болтовня! Пропаганда!.. Из газет?

— Нет, Вчера в Доме Красной Армии читал лекцию прибывший оттуда офицер. Не верить нельзя.

— Все это сомнительно, — мрачно отозвался Жадов. Наступило молчание.

— Вы от меня — домой? — спросила Тураева.

— Нет. Нужно пробраться в Уссурийск.

— Поездом?

— Пешком пойду, поездом сейчас опасно… — сплюнул Жадов. — Нюх, что ли, у них на нас: Хорвата поймали, Ванникова пристрелили. Что ни ходка, то провал.

— Завтра машина потребсоюза идет в Уссурийск, за обувью. Шофер — пьяница, дайте ему бутылку вина, и отвезет. Или скажите, что вы из прокуратуры, он этого боится…

Собираясь уходить, Жадов достал из-за подкладки небольшой сверток и передал Тураевой.

— Здесь полторы тысячи и наркотики…

— Не жирно! — не прощаясь, недовольно отозвалась Вероника.

5

Майор Танака стряхнул с себя навалившуюся дремоту и взглянул на часы. В его распоряжении оставалось сорок минут.

— Торопись! — резко бросил он шоферу. — Прямо к управлению.

Машина выбралась на перевал. Внизу, в долине, показался затянутый дымкой город и черная лента реки.

В Муданьцзяне находилось особое отделение диверсионно-разведывательной службы Квантунской армии. Называлось оно японской военной миссией. Его офицеры во главе с начальником отделения полковником Хасимото числились советниками. Отделение занимало три больших корпуса и длинное здание из серого камня. Массивные решетки на окнах, высокий плотный забор, усиленная охрана — все это подчеркивало особую секретность отделения Хасимото.

Сюда по вызову полковника и прибыл майор Танака. Его машина, резко затормозив, остановилась у закрытых ворот. Подбежал часовой. Проверив пропуск, он прищелкнул каблуками и взял на караул. Ворота открылись, и автомобиль подкатил к среднему корпусу.

Снова предъявив пропуск, Танака длинным узким коридором направился в приемную. Настроение у него было неважное: являться к полковнику, не имея новых сведений, было опасно. И это не замедлило оказаться. Бегая мелкими шагами по кабинету, Хасимото то и дело останавливался перед майором и мерил его с ног до головы свирепым взглядом.

— Вам, господин Танака, нужно было стать биржевым маклером, а не военным. У вас нет абсолютно никаких дарований для службы в императорской армии. Вы поймите, что от решительного шага меня удерживают не ваши служебные достоинства… Я еще раз повторяю: не ваши достоинства, а доброе имя вашего отца. — Хасимото не нашел нужным упомянуть о тысячах иен, которые ежегодно получал от богатого банкира Танака-отца в виде «сувениров». — За полгода войны вы не причинили никакого ущерба объекту номер один, если не считать двух-трех сотен убитых русских солдат. А вы зачем? Зачем такой штат? Зачем? — в припадке гнева спрашивал Хасимото. — Это с успехом может сделать десяток снайперов. Запомните: нужно возрастающее давление на русских. Вы просите убрать вашего помощника поручика Цукадо. Но если я уберу этого шалопая, что изменится? Работой руководите вы или Цукадо?

Хасимото сел. Его злые глаза сверлили бледного, отупевшего Танака, потерявшего счет времени.

— Вы, майор, излишне гуманны. Вы забыли вещие слова графа Уцида, что миссия японцев на земле — руководить миром! Нужен высокий дух презрения и безграничная жестокость к врагу… Русских нужно уничтожать любыми способами. До нанесения решительного удара мы должны ослабить их мощь вдвое, втрое, впятеро… Божественный император назвал эту войну священной войной Японии. Долг каждого самурая — истребить трех русских и семь китайцев. За оставшиеся до конца месяца дни проведите несколько пограничных инцидентов и обязательно захватите в плен несколько русских. Обязательно! Высылайте на границу снайперов…

Танака осмелился поочередно ослабить онемевшие ноги. Он испытывал ненависть — не только к русским, но и ко всему миру. Все стараются делать ему неприятности, за которые приходится отвечать. Временами у майора кружилась голова. Он устало закрыл глаза.

— Вы дремлете, господин Танака?

Танака вздрогнул.

— Никак нет, господин полковник! — быстро ответил он. — Молюсь. Я умоляю божественного императора о прощении мне служебной нерасторопности.

Хасимото понравился этот ответ.

— Я просматривал ваш последний доклад. Очень плохо! — Он поморщился. — Тридцать семь истребленных русских — это очень плохо. Это — ничто! Потом, вы допускаете непозволительную роскошь при уничтожении китайцев. Если мы их будем расстреливать, то у нас не хватит свинца. Для истребления одного процента китайцев вашим методом потребуются, пожалуй, сотни тонн свинца, да еще половина этого — для одного процента русских. С вашим благородством мы, как говорят русские, вылетим в трубу. — Хасимото открыл стол и достал объемистую черную папку. — Есть необходимость ускорить инженерные работы на плацдарме. Удвойте число рабочих. Учтите, что эти позиции будут исходными для нашего броска. Поэтому ни одно частное лицо, работающее там, не должно уйти от вашего внимания. Я послал вам особые материалы. Метод прост и эффективен. В течение ночи можно бесшумно уничтожить сотни, нужно только смотреть, чтобы никто из них не ускользнул. Кроме вас, об этом могут знать три-четыре человека. Взять с них обязательства смертников. В ближайшее время пришлите двадцать-тридцать китайцев для отправки в отряд «Семьсот тридцать один». Подробности узнаете из инструкции, которую возвратите после изучения немедленно.

— Слушаюсь, господин полковник!

— Резиденту в Уссурийске — Белозерскому — доставить до 20 числа материалы для взрыва Надеждинского туннеля. Готовить взрыв Богдановского туннеля, для этого к середине следующего месяца иметь надежного резервного резидента. Нужно, майор, активизировать работу, увеличивать число маршрутных агентов. Вы же не имеете точных данных даже об Уссурийском узле, у себя под носом, — полковник с минуту смотрел на Танака в упор, потом раздельно добавил: — Я не желал бы вторично такой беседы, майор. Идите.

Танака повернулся и, высоко выбрасывая ноги, вышел из кабинета. Он не в состоянии был ни о чем думать. Майор понял только, что это было последнее предупреждение. Он вышел из управления и уселся в машину.

Взглянув на застывшее лицо Танака, шофер включил мотор без приказания. В подобных случаях только быстрая езда могла спасти от майорского гнева.

При выезде из города перед машиной растерянно заметался человек. Пришлось рвануть машину влево, потом вправо. И тотчас же — сильный удар стэком по лицу.

— Кретин! Тебе эти китайцы дороже моей жизни? — Танака вторично ударил шофера. Собственно, и шофер, и этот китаец были ему безразличны, майора душила ярость, и он искал ей выход. — Останови!

Машина резко затормозила. Танака выхватил пистолет, открыл дверцу и выстрелил в убегавшего. Тот вобрал голову в плечи и, не оглядываясь, ускорил бег. Майор сердито засопел и выстрелил вторично. Китаец продолжал