порядка бытия. Так что части этого народа предстоит вымереть. Быть повешенными. Расстрелянными. Четвертованными, — перечисляя виды казней, он явно входил в раж. Да, колчаковскому контрразведчику тут есть чем поделиться.

— Ну, политическую программу мы обсудим потом, — рассудительно произнес я. — Пока до ее реализации далеко. У нас дела сейчас не такие глобальные. Для начала нужно забрать взрывчатку.

— Когда, где? — тут же дисциплинировался Конторщик, и пьяная упрямая бравада слетела с него.

— Можайское шоссе, за городишком Кунцево. Там хранилище в заброшенной церкви. Сейчас схему нарисую.

— Вы нам лично не покажете место? — насторожился Шофер, нервно теребя свой легкомысленный ус тонкими пальцами.

— Не стоит всем вместе кататься. И так уже вопросы к нам возникают. А найти место нетрудно, — я взял со столика в углу карандаш и листок желтой бумаги. Аккуратненько вывел схему. Действительно, если знать, где искать, то проблем это не составит.

— И надо переместить груз поближе к объекту, — продолжил я. — Место подобрали?

— Есть в центре пара складов, — сказал Конторщик. — Мы их арендовали еще три месяца назад. Там все и разместим.

— Надежное хранилище? — внимательно посмотрел я на него. — Ищейки из ОГПУ туда случаем не набредут?

— Так захороним — ни одна псина не унюхает, — пообещал Шофер.

— Отлично. Сроки акции определены. Как доставляете груз, сразу приступаем к реализации.

— Вот это порадовали, — потер жадно свои твердые ладони, похожие на две лопатки, Сапер.

— Как же это очаровательно, — закатила глаза Авдотья. — Пусть сильнее грянет буря.

— Цитируете пролетарских поэтов? — насмешливо осведомился я.

— А буре все равно, кто ее описывает — пролетарий или монархист. Буря сметет все. В ней есть то, что живет в каждом человеке. И что он стыдливо прячет.

— Что же? — поинтересовался я, глядя в немного безумные глаза собеседницы.

— Всепоглощающая жажда разрушения, — ласково улыбнулась она. — Для человека нет ничего слаще, чем унижать и убивать другого человека. И разрушать плоды труда других людей…

Глава 12

Как освобожденному комсомольскому лидеру фабрика выделила Мирославу комнату с эркером в бывшем доходном доме. Коммуналка была огромная. В бесконечный извилистый коридор, заваленный тазами, лыжами, коробками и какими-то железяками, выходило штук двадцать дверей. И все время здесь царили столпотворение и галдеж, как на демонстрации. Но все же это был полноценный дом, с электричеством, водоснабжением, центральным отоплением и даже ванной.

Коля Шелест уже бывал здесь не раз и всегда вздыхал с завистью. Мирослав был хоть и начинающей, но номенклатурой. И Коля тоже был не против, когда они сменят власть, самому стать номенклатурой. Хотя тогда, конечно, он одной комнатой не обойдется. Тогда у него будет все — квартиры, автомобиль, комсомолки… Эх, мечты, мечты. Притом мелкобуржуазные, но такие приятные.

— Не споткнись, проходи, — проводил гостей до своей комнаты Мирослав.

Предложил рассесться по стульям, сам примостившись на продавленном диванчике, покрытом мятым постельным бельем.

— Ну что, собратья, — произнес он. — Пора выходить из спячки.

— А мы и не спали, — возразил Коля.

— Только дремали, — усмехнулся Мирослав.

Он еще раз обвел внимательным взором своих соратников. Да, крепкие ребята. И выглядели несколько иначе, чем остальные члены организации. Они были куда старше — Коле исполнилось позавчера двадцать пять, а Родиону стукнуло все двадцать семь лет. Школа жизненная у них богатая. Верность делу они продемонстрировали не почесывая языком, а в настоящих боях.

Да, этой парочке довелось поучаствовать в знаменитой героической попытке смены власти 1927 года. Преданные делу мировой революции товарищи Троцкий и Каменев вывели на демонстрацию 7 ноября своих сторонников. «Повернем огонь направо против нэпмана, кулака и бюрократа» — реяли лозунги.

Дело, конечно, темное, но поговаривают, что Троцким были сформированы особые отряды для захвата важных объектов и отдельных номенклатурных лиц, а также достигнута договоренность о поддержке переворота некоторыми частями РККА. С коварной византийской изворотливостью проклятые сталинисты переиграли всех. Штурмовые оппозиционные отряды были тихо нейтрализованы. Нелояльные армейские части заперты в казармах. Колонны пламенных троцкистов, в которых шли и Коля с Родионом, двигались к Красной площади, чтобы водрузить на пьедестал власти истинных лидеров коммунистического движения. Однако по дороге схлестнулись с милицией и куда более многочисленными сторонниками существующей власти. Дрались троцкисты отчаянно, но были биты и рассеяны. А закончилось все тем, что сейчас Лев революции за границей в изгнании, его сторонники в подполье, знамя мировой революции осквернено. И Мирослав с товарищами пытается его снова поднять.

Ладно, прочь досужие рассуждения и воспоминания о былом, пора переходить к сегодняшним делам. И Мирослав перешел:

— Назрело обсуждение дальнейшей судьбы нашей организации. Нынешняя ее деятельность — это игры в песочнице. Мы же понимаем.

— Ну все же нельзя сбрасывать со счетов, что… — затараторил ершистый и постоянно на все возражающий Коля.

Но Родион ему не дал договорить, только мрачно произнес:

— Так и есть.

Он говорил редко и веско, в результате чего к нему всегда прислушивались.

— Только террор может сдвинуть этот камень, — отчеканил по слогам Мирослав.

— Не надоело кровь лить? — вдруг спросил Родион. — И так уже море пролили.

Вот от него Мирослав такого не ожидал. И саркастически осведомился:

— А напомнить тебе, что говорил товарищ Троцкий? «В условиях гражданской войны убийства отдельных насильников перестают быть актами индивидуального терроризма. Даже в самом остром вопросе — убийство человека человеком, — моральные абсолюты оказываются совершенно непригодны. Моральная оценка, вместе с политической, вытекает из внутренних потребностей борьбы».

— А ведь точно сказано! — аж подпрыгнул на стуле Коля.

Родион только недовольно пожал плечами и промолчал.

— Ситуация в стране сложная, — снова горячо заголосил Мирослав. — Крестьянство сломлено, на него надежды нет! Успешный индивидуальный террор, вызвав масштабный обратный террор со стороны власти, наконец, встряхнет пролетариат. Который и скинет эту власть.

Родион мрачно кивнул и жестом остановил Колю, хотевшего что-то возразить. И Мирослав продолжил:

— Террором должен заниматься каждый, кто может держать оружие.

— И у кого оно есть, — встрял Коля.

— Зришь в корень, собрат, — улыбнулся Мирослав. — Нам нужно оружие.

— Ну так пойди купи, — не успокаивался скептический Коля.

— Революционеры не покупают оружие, — наставительно произнес Мирослав. — Революционеры забирают оружие у врага.

— Конкретные предложения есть? — уставился на него вопросительно Коля. — Или опять воздух сотрясаем?

— Конкретное. Стоит начать с малого. И я знаю, где это малое плохо лежит, товарищи! — торжественно изрек вожак…

Глава 13

Был бы живописцем, написал бы с «Ромео» картину «Тоска и грусть» — настолько выразительно было сейчас его по-лошадиному вытянутое, но по-своему одухотворенное лицо. Он примостился на лавочке недалеко от здания правления артели. И он страдал. От него исходили мощные волны этого чувства —