себя как партию, готовую прийти к власти насильственным путем, но их нелегальный аппарат никогда не составлял эффективный противовес государственной власти. Конечно же, партия вела подготовку к незаконным действиям, но по большей части они оставались на бумаге. Военизированные упражнения, в которых принимали участие юные коммунисты, заключались в стрельбе из мелкокалиберного оружия и постройке баррикад. Переоценка обществом левого экстремизма и недооценка экстремизма правого — вот и все, к чему привел террор слева{466}.

Это, в свою очередь, облегчило национал-социалистам постепенно проникновение в государственный аппарат. С конца марта 1931 г. штурмовые отряды НСДАП могли на основании договоренности между их «начальником штаба» Эрнстом Ремом и генерал-майором фон Шлейхером, начальником министерского бюро в министерстве рейхсвера, участвовать в военизированной пограничной охране без какой-либо дискриминации. 23 сентября Северингуже мог обоснованно утверждать, что в отношении охраны границ министерство рейхсвера находится в более тесной связи с организациями правой ориентации, чем с прусским МВД. Линия Шлейхера в это время отвечала настроениям умеренных кругов тяжелой промышленности: Брюнинг должен был оставаться канцлером, но ему следовало освободиться от зависимости от социал-демократов и постепенно сблизиться с «национальной оппозицией». Смещение оси правительственной политики слева направо: вот та задача, над решением которой трудилось руководство рейхсвера поздним летом и ранней осенью 1931 г.{467}

В это же самое время со стороны умеренных левых в адрес имперского правительства раздавалось только мягкое порицание. Правда, председатель АДГБ Теодор Лейпарт остро критиковал на федеральном конгрессе своей организации, состоявшемся 31 августа — 4 сентября 1931 г. во Франкфурте-на-Майне, экономическую политику кабинета Брюнинга, который, «очевидно, полагал, что может управлять страной без участия рабочего класса или даже вопреки ему». Но о прекращении политики «толерантности» свободные профсоюзы отнюдь не помышляли. «Мы легко бы могли добиться падения правительства Брюнинга, — заявил в завершении своего выступления председатель Союза немецких металлистов и депутат рейхстага от СДПГ Алвин Брандес, бывший независимый социал-демократ: Но при данных обстоятельствах это не привело бы к улучшению положения рабочего класса. Напротив, это породило бы экономический хаос, политическую катастрофу и тем самым еще худшую годину страданий для рабочих».

Одобрительные крики из рядов делегатов сопровождали заключительные замечания Брандеса, в которых практически в классической форме нашло свое выражение самосознание социал-демократического рабочего движения начала 1930-х гг.: «Гражданская война, которую требуют леворадикальные круги, т. к. они верят, или по меньшей мере делают вид, что верят, что в результате они смогут улучшить судьбу рабочего класса — такая гражданская война полностью разорвала бы на куски сложную экономическую ткань Германии, тем самым вероятно на десятилетия вперед разгромила и разрушила бы ее хозяйство. И не только это. Не важно, каким будет исход этой катастрофы, ее неминуемым следствием будет и станет саморасчленение Германии и разрушение немецкой культуры»{468}.

Одновременно СДПГ намеревалась провести разделительную линию между собой и своим радикальным левым крылом, которое с самого начала отклоняло политику «толерантности», а с наступлением кризиса, вызванного последним чрезвычайным декретом Брюнинга, атаковало ее со все возрастающей резкостью. Одним из двух непосредственных поводов для разрыва стало основание левого социалистического ежедневника «Ди Факел», осуществленное Максом Зейдевицем и Куртом Розенфельдом, который в своем первом выпуске 4 сентября охарактеризовал себя как «отпрысков немецкой свободы слова и Лейпцигской демократии» (то, что под «Лейпцигской демократией» подразумевался отнюдь не последний съезд СДПГ, а Имперский верховный суд в Лейпциге, стало ясно спустя несколько недель — или так по меньшей мере утверждалось). Еще одним поводом стала сепаратная конференция социал-демократов, присутствовавших в июле в Гааге на съезде Германского общества сторонников мира и созванная его президентом Фрицем Кюстером в рамках съезда. Участники конференции выступили как против «националистической, провоенной и “толерантной” политики СДПГ», так и «псевдо-революционной катастрофической политики КПГ» и заявили о своем намерении образовать левую социалистическую партию.

В ответ на это партийное руководство СДПГ, сославшись на введенный в 1925 г. запрет на проведение сепаратных конференций и мероприятий, объявило 27 сентября принадлежность к Германскому обществу сторонников мира и поддержку Свободного издательского общества, публиковавшего «Факел», несовместимым с членством в СДПГ. Три дня спустя восемь депутатов рейхстага, в том числе Макс Зейдевиц, Курт Розенфельд и Генрих Штрёбель, заявили о своем намерении продолжать издание «Факела», несмотря на все запреты. 29 сентября правление партии исключило Зейдевица и Розенфельда из СДПГ. Четверо депутатов рейхстага и семь бывших членов руководства имперского Союза юных социалистов (распущенного на Лейпцигском партсъезде) заявили о своей солидарности с Зейдевицем и Розенфельдом, их примеру последовали некоторые местные союзы, а именно из округов Цвикау-Плауен и Хемниц, а также собрание Социалистической рабочей молодежи в Бреслау. Из столицы Силезии поступило приглашение провести в ней конференцию, которая и призвала 2 октября 1931 г. в Бреслау к образованию Социалистической рабочей партии (СРП). Спустя два дня в Берлине было официально объявлено о ее создании.

Но новая партия, несмотря на симпатии к ней со стороны таких известных интеллектуалов, как Альберт Эйнштейн, Карл фон Осецкий и Лион Фейхтвангер, так и не вышла за границы политической секты. Значительный приток сторонников она получила только в тех округах, где были политически активны ее основатели, а также из рядов юных социал-демократов. Одним из них был житель Любека Герберт Фрам, который позже, в норвежском изгнании, принял боевой псевдоним Вилли Брандт. То, что этот восемнадцатилетний социалист писал в 1932 г., могло бы поддержать от всего сердца большинство тех, кто подобно Фраму, был членом Федерации социалистической молодежи, молодежной организации СРП: «Процесс нашего внутреннего изменения зашел настолько далеко, что идеологически в отношении СДПГ мы стояли теперь не ближе, чем в отношении какой-либо другой пролетарской партии. Напротив, возможно наша позиция была самой далекой от СДПГ».

После того как в марте 1932 г. к СРП примкнуло сильное меньшинство из состава «Коммунистической партии Германии (Оппозиция)», сформировавшейся вокруг бывшего председателя КПГ Генриха Брандлера, численность СРП увеличилась примерно на тысячу человек. Но в целом в стране СРП никогда не насчитывала более 25 000 членов. Это составляло около 2,5 % от количества членов СДПГ и около 8 % — КПГ. В результате выборов в прусский ландтаг 24 апреля 1932 г. за СРП проголосовало только 0,4 % избирателей. Это объяснялось тем, что как бы отрицательно многие социал-демократы не относились к политике «толерантности», нарушение партийной дисциплины, в котором партийное руководство обвинило левых диссидентов, расценивалось большинством членов СДПГ как непростительное действие{469}.

Откол левых радикалов от СДПГ произошел в тот момент, когда социал-демократической фракции рейхстага удалось добиться от правительства Брюнинга ряда социально-политических уступок. 7 сентября 1931 г. СДПГ и кабинет пришли к соглашению по следующим пунктам: увеличивалась расчетная