качестве составного механизма в государственную машину. Проверкой Гитлера на деле должно было стать его согласие на повторные выборы Гинденбурга — тема, которая уже была предметом разговора Брюнинга и вождя национал-социалистов во время их тайной встречи 10 октября в доме фон Тревирануса, но тогда канцлеру не удалось заручиться какими-либо обещаниями Гитлера. Брюнинг надеялся использовать участие НСДАП в правительстве — сначала в Гессене, а позже и в рейхе — как средство укрощения этой партии. «Необходимо, — заявил он 20 ноября статс-секретарю Шефферу из имперского министерства финансов, — вынудить национал-социалистов также взять на себя ответственность и по возможности сделать это еще в рамках парламентского правительства. В Гессене это вскоре должно случиться. Большая опасность, которую необходимо избежать, состоит в том, что национал-социалисты могут остаться в оппозиции вплоть до выборов президента. Тогда у Гитлера появится шанс быть избранным в рейхспрезиденты в ходе второго тура голосования, что означало бы установление совершенно определенной политики на долгий срок».

Участие НСДАП в правительстве казалось Брюнингу искусным тактическим шагом еще и потому, что таким образом можно было добиться раскола «Гарцбургского фронта». Поэтому рейхсканцлер с симпатией следил за попыткой Союза торговых служащих, находившегося под контролем немецких националистов (был основан в 1893 г. и стал самым большим профессиональным союзом служащих в составе Христианско-национальной немецкой федерации профсоюзов), подвигнуть национал-социалистов сблизиться с Центром и совместно выступить против сил социальной реакции, возглавляемых Гугенбергом. Однако в Гессене коалиционные усилия Центра закончились неудачей: НСДАП потребовала предоставить ей фактически всю полноту власти, на что Центр 11 декабря 1931 г. отреагировал отказом, хотя и в любезной форме. В итоге коалиционное правительство СДПГ и Центра, возглавляемое социал-демократом Бернгардом Аделунгом, которое подало в отставку 8 декабря, осталось у власти как исполняющее обязанности и просуществовало даже некоторое время после новых выборов, назначенных Конституционным судом федеральной земли Гессен на 19 июня 1932 г.{480}

Попытки Брюнинга навести мосты к национал-социалистам вызывали сильное раздражение не только у социал-демократов, но и внутри правительственного лагеря. «Форвартс» протестовала 6 декабря 1931 г. под заголовком «Брюнинг, защищайся!» против международной пресс-конференции Гитлера, которая создавала впечатление, что на ней говорил будущий глава правительства. На следующий день председатель фракции Государственной партии Август Вебер писал рейхсканцлеру о том, что его вся его фракция разделяет мнение, согласно которому «пассивная позиция имперского правительства в отношении вызывающего поведения национал-социалистов, сильнейшим образом подрывающего государственный авторитет и национальные интересы немецкой политики, не вызывает понимания и не является более приемлемой».

8 декабря 1931 г. Брюнинг наконец-то решился прояснить ситуацию. В обращении, переданном по радио, в ходе которого он также разъяснял главные положения принятого «Четвертого чрезвычайного постановления об обеспечении экономики и финансов и защите внутреннего спокойствия», Брюнинг атаковал двусмысленность заверений Гитлера о приверженности НСДАП законности. Критику канцлера венчало следующее предложение: «Если кто-то заявляет, что, придя к власти законным путем, он нарушит существующие рамки законности, то это отнюдь не законность. Еще в меньшей степени это есть законность еще и потому, что в то же самое время в узком кругу куются планы мести»{481}.

Чрезвычайному постановлению от 8 декабря 1931 г., главной теме речи Брюнинга, предшествовали ожесточенные споры в правительстве. Прежде всего дебаты шли вокруг вопроса, не пришло ли уже время оживить внутренний рынок за счет расширения кредита. Самым активным сторонником проведения подобной конъюнктурной политики был министр экономики Вармбольд, который, однако, не смог взять верх над президентом рейхсбанка Лютером. Последний настаивал на том, что экономика испытывает нужду не в кредите, а в заказах, и во всем остальном целительный процесс дефляции не должен преждевременно прерваться.

Брюнинг и министр финансов Дитрих были настроены гораздо более скептически, чем Лютер, в отношении последствий прогрессирующей дефляции. Но так как для канцлера приоритетной целью было прекращение репарационных выплат, он отклонял любую меру, которая могла бы вызвать за рубежом впечатление, что при наличии доброй воли Германия была полностью в состоянии выплачивать свои долги. Поэтому создание рабочих мест, финансируемое за счет расширения кредита, было немыслимым с точки зрения Брюнинга. С другой стороны, глава правительства также не хотел дальнейшего сокращения реальных доходов рабочих и служащих. Ведь в этом случае экономическая активность сошла бы на нет, а число безработных, которое впервые в ноябре перевалило за цифру в 5 млн человек, достигло бы еще более гигантских размеров, что имело бы такие финансовые и социальные последствия, которые уже невозможно было бы контролировать.

Рецепт Брюнинга заключался в том, чтобы связать понижение заработной платы и цен таким образом, чтобы не привести к существенному сокращению массовой покупательной способности и одновременно увеличить экспортные возможности немецкой промышленности. Оживлению экономической конъюнктуры должно было способствовать понижение государством общего уровня процентной ставки. Логичным образом в комплекс этих мер входило также снижением банковской учетной ставки, против чего однако ожесточенно выступал Лютер. В конце концов был достигнут компромисс: вместо снижения учетной ставки на 2 %, как этого желал кабинет, 9 декабря Центральный банковский совет принял решение о понижении ставки только на один процент — с8%до7 %,вто время как ломбардная ставка снижалась 10 % до 8 %. Эта полумера едва ли была в состоянии дать мощный импульс экономической конъюнктуре. Еще одно решение, принятое правительством вопреки протестам министра экономики Вармбольда, на деле должно было привести даже к обратному эффекту: чтобы гарантировать сбалансированность общественных бюджетов, налог с оборота был увеличен с 0,85 % до 2 %.

Декрет от 8 декабря 1931 г. в первую очередь являлся ответом Германии на поворот во внешней торговле, вызванный отказом Великобритании от золотого стандарта. Понижение уровня процентов и цен было направлено на то, чтобы существенно увеличить экспортные преимущества Германии. Девальвация марки еще больше сыграла бы на руку немецкому экспорту, но, во-первых, она была запрещена планом Янга, во-вторых, этот шаг перечеркнул бы всю политику Брюнинга в отношении репараций. Большие экспортные прибыли Германии были едва ли совместимы с целью подвигнуть кредиторов к радикальному отказу от плана Янга. Ощутимая девальвация марки должна была состояться, по мнению Лютера и Брюнинга, только после окончательного решения репарационного вопроса. Канцлер полагал, если он верно воспроизводит положение вещей в своих мемуарах, что стоимость рейхсмарки на мировом рынке могла бы в этом случае снизиться не менее чем на 20 %.

Внутренняя архитектура чрезвычайного постановления затрудняла социал-демократам и профсоюзам его фронтальную критику. С одной стороны, налицо имелось сокращение заработной платы рабочих на 10 %, а в исключительных случаях — даже на 15 %, а также уменьшение жалованья чиновников и служащих на 9 %, но, с другой стороны, присутствовали решительные меры по снижению цен, арендной платы и процентных ставок. Так, твердые цены и