дефляционной политикой Брюнинга и даже расценивают ее как опасную. Широкую поддержку в стане промышленников встретило еще одно направление критики правительственной политики: Брюнинг должен был, как того требовали в своем письме канцлеру от 30 июля девять именитых вождей экономики, в том числе Крупп, Клёкнер, Сильверберг, Фёглер и Рейш, радикально порвать с существовавшей системой страхования по безработице и установления тарифов заработной платы. Вместо системы выплат страхового возмещения по безработице «подписанты» хотели вновь ввести социальное обеспечение «в случае необходимости», а по поводу государственного трудового арбитража и безусловности тарифных договоров говорилось, что они сделали заработную плату, ставшую в настоящий момент важнейшим затратным фактором производства, застывшей и неэластичной. Для устранения всех недостатков, если следовать письму, существовало простое средство: «Надо снять с экономики оковы и снова дать возможность предпринимателям свободно заниматься бизнесом согласно вечно действующим экономическим законам, чтобы экономика смогла проявить свои силы. Тогда она сама собой будет поглощать большие массы рабочей силы, находящиеся сегодня без применения»{462}.

Было очевидно, что смена курса в духе авторов письма должна была знаменовать собой окончание негласного альянса между Брюнингом и социал-демократами. В этом смысле уже 15 июля в адрес ДФП высказалось Рейнско-Вестфальское трудовое содружество, возглавляемое тяжелой промышленностью. «Любое соглашение с левыми ведет к длительному обескровливанию Германии», — писал на следующий день своему боссу Паулю Рейшу, генеральному директору «Гутехоффнунгсхютте», один из его ближайших сотрудников Эрих фон Гилза. Если Гугенберг и Гитлер отказываются от сотрудничества с Брюнингом, то остается только «или диктатура или попытка образовать правительство Гитлера-Гугенберга, в отношении которого Немецкая народная партия должна занять выжидательную позицию».

«Полного разрыва с силами международного марксизма» потребовал 22 июля в заявлении на имя Гинденбурга также Ландбунд, самый большой из союзов аграриев, который давно уже причислял себя к «национальной оппозиции». В заявлении утверждалось, что часто упоминавшееся возражение, согласно которому без социал-демократии нельзя управлять государством, фальшиво, так как оно базируется на смешении социал-демократии и рабочего класса, на самом же деле ни одна политика не обманывала немецких рабочих в такой мере, как политика, проводившаяся под влиянием социал-демократов: «Доказательством служат пять миллионов полностью и частично безработных»{463}.

Кто хотел отстранить социал-демократов от власти, тот не мог удовлетвориться только нападками на их пакт с Брюнингом. Не менее важным было отнять у СДПГ ее главный бастион — Пруссию. Над этим с начала февраля 1931 г. трудился «Стальной шлем», пытаясь инициировать процедуру «народной инициативы» по вопросу роспуска прусского ландтага. Он получил поддержку НСДАП, ДНФП и ДФП, и в конце июня 1931 г., к окончанию срока сбора подписей, за проведение «народной инициативы» было получено 5,96 млн подписей избирателей. 9 июля ландтаг отклонил требования по результатам «народной инициативы», в итоге плебисцит был назначен правительством на 9 августа.

Так как число избирателей, высказавшихся в поддержку «народной инициативы», было существенно ниже количества голосов, поданных за три правые партии во время выборов в рейхстаг 14 сентября 1930 г., то коалиционное правительство Отто Брауна не было особенно обеспокоенно результатами предстоящего плебисцита. Но 22 июля случилось событие, внезапно существенно повысившее шансы референдума: ЦК КПГ высказался за участие в плебисците, который впредь именовался коммунистами не иначе как «красный референдум». Чтобы победить «социал-фашизм», коммунисты теперь не страшились даже временных совместных действий с «национал-фашистами».

Указание сменить курс исходило от политической комиссии ИККИ. Решение, очевидно, было принято 18 июля, во время пребывания Брюнинга в Париже. Германо-французские переговоры расценивались в Москве как признак намечающейся капитуляции немецкой буржуазии перед лицом французского империализма. Так как соглашение с Францией полностью отвечало бы политической линии СДПГ, ураганный огонь был открыт по «главной социальной опоре буржуазии» — именно так заклеймил социал-демократию XI пленум ИККИ весной 1931 г. Сталин и его окружение без сомнения ясно понимали, что альтернативу Брауну будут звать отнюдь не Тельман. Успех плебисцита в сложившейся ситуации мог привести лишь к резкой подвижке вправо сначала в Пруссии, а затем и во всем рейхе. Очевидно, такое развитие ситуации в глазах советского руководства было меньшим злом, чем «подчинение Германии французскому империализму и ее втягивание в антисоветский блок», от чего предостерегала 18 июля «Правда». Таким образом, государственные интересы СССР требовали в обозримом будущем не победы немецких коммунистов, а поражения прозападных сил Германии.

КПГ пыталась оправдать свое участие в референдуме перед своими сторонниками, утверждая, что в Пруссии Отто Брауна и Карла Северинга рабочий класс находится в более угнетенном состоянии, чем даже при Гогенцоллернах. «Проводя свою политику, Браун и Северинг проложили путь фашизму. Брюнинг и кампания не могут желать себе более преданного часового и лучшего защитника, чем прусское правительство. Пока Браун и Северинг находятся у власти, Брюнинг может и далее проводить свою политику чрезвычайщины, направленную против народа».

Референдум 9 августа 1931 г. завершился неудачей инициировавших его партий. 9,8 млн, или 37,1 % избирателей проголосовали «за», но для победы было необходимо получить абсолютное большинство в 13,4 млн голосов. Возможно, участие КПГ удержало некоторых буржуазных избирателей от того, чтобы подать свои голоса против правящей Веймарской коалиции. Зато достоверно известно, что многие коммунисты 9 августа не подчинились партийной дисциплине. В таких «красных» кварталах Берлина, как Веддинг и Фридрихсхайн, партии, поддержавшие референдум, получили вместе меньше голосов, чем КПГ в одиночку на выборах 14 сентября 1930 г. Ослепление Коминтерна нанесло тяжелое поражение немецким коммунистам{464}.

Но уже вечером 9 августа КПГ продолжила свою катастрофическую политику хладнокровным преступлением. На площади Бюлова, в непосредственной близости от Карл-Либкнехт-Хаус, здания, где размещалось руководство партии, были вероломно застрелены два полицейских чиновника, Ленк и Анлауф, известные в леворадикальной среде под кличками «Мертвая голова» и «Свиная шея». Двумя выстрелами был тяжело ранен полицейский вахмистр Виллиг.

Организатором убийства была нелегальная военно-политическая организация КПГ, возглавлявшаяся Гансом Киппенбергером. Политический приказ исходил, если верить тогдашнему функционеру КПГ Герберту Венеру, описавшему в 1946 г. предысторию акции в своих «Записках», от члена ЦК КПГ Хайнца Ноймана, намеревавшегося «убийством и ответными репрессиями отвлечь внимание от результатов плебисцита и тем самым создать новую ситуацию. Это убийство было заранее хладнокровно спланировано как альтернатива поражению в референдуме, успех которого сам Нойман расценивал маловероятным». 21 августа, после того как полиция провела обыск Карл-Либкнехт-Хауса на предмет оружия и других улик, был выдан ордер на арест пяти лиц по подозрению в убийстве. В качестве главного подозреваемого разыскивался глава оперативного подразделения партийной самообороны КПГ Эрих Мильке, будущий глава министерства государственной безопасности ГДР. Ему удалось бежать в Бельгию{465}.

Террористическая акция КПГ произвела желаемое впечатление, которое, однако, не соответствовало действительности. Коммунисты стремились показать