от 13 июля стало сенсацией. Имперское правительство стремилось избежать банковской паники, объявив 12 июля о том, что государство выступает полным гарантом по всем вкладам «Данат-Банка». Но эта мера не смогла помешать тому, чтобы на следующий день началось нашествие вкладчиков на остальные сберегательные кассы и банки. Правительство было вынуждено прибегнуть к чрезвычайным мерам. Своим декретом оно закрыло 14–15 июля все банки и сберегательные кассы.

Немецкий банковский кризис, начавшийся 13 июля 1931 г., обнажил основную причину слабости немецкого народного хозяйства. Начиная с периода инфляции, немецкие банки в крайней степени были зависимы от иностранного капитала и, как и многие муниципальные коммуны, также склонялись к тому, чтобы использовать краткосрочные займы для выдачи долгосрочных кредитов. Во времена благоприятной конъюнктуры такие займы, как правило, регулярно пролонгировались, во время же кризиса они могли быть отозваны в любой момент в больших масштабах, что означало разорение банка, находившегося в кризисной ситуации.

Кабинет Брюнинга использовал «банковские выходные» для того, чтобы принять новые чрезвычайные постановления, регулировавшие ограниченное возобновление платежного оборота начиная с 16 июля, а также налагавшие жесткие ограничения на оборот валют. 15 июля рейхсбанк поднял учетную ставку с 7 до 10 %, а особенно важную для сберегательных касс ломбардную ставку — с 8 до 15 %. Повышение учетной ставки позволяло рейхсбанку согласно закону о банках увеличить оборот национальных банкнот. Дефицит платежных средств и ограничение валютного обращения привели к том, что в рейхсбанк поступили значительные объемы валюты, расширив таким образом базу для эмиссии банкнот.

После двухдневной принудительной паузы платежное обращение было снова возобновлено в весьма ограниченном объеме. С 16 по 17 июля кредитные институты и почтовые отделения, проводившие расчеты по почтовым чекам, могли выплачивать наличные или осуществлять переводы только в том случае, если эти средства использовались для выплаты заработной платы, жалованья и пенсий, а также социальных пособий, страховых платежей и налогов. В противном случае дни с 16 по 18 июля также считались «банковскими выходными». В период с понедельника, 20 июля, до среды, 5 августа, все владельцы счетов могли снять с них денежные средства, размер которых в зависимости от времени снятия составлял от 100 до максимум 300 рейхсмарок. Тот же самый порядок действовал для переводов. 5 августа банки возобновили платежный оборот в полном объеме, три дня спустя это же сделали сберегательные кассы.

Один из самых больших немецких банков, «Дрезднер Банк», 14 июля находившийся непосредственно на пороге банкротства, был спасен с помощью санации, осуществленной на государственные средства: рейх стал владельцем 75 % совокупного акционерного капитала. Государство также подставило плечу «Данат-Банку». Для этого рейх одолжил деньги рейн-вестфальской тяжелой промышленности, в которых та нуждалась, чтобы приобрести акции банка. Но на этом санация не закончилась. Зимой 1931–1932 гг. в правительстве верх одержала точка зрения, согласно которой слияние обоих банков было бы для государства менее дорогостоящим, чем их раздельная поддержка. Так как добровольного объединения достичь не удалось, оно было осуществлено в феврале 1932 г. в результате очередного чрезвычайного постановления правительства. Новый «Дрезднер Банк», образованный в результате этого слияния, фактически стал государственным банком. То же самое, но другим путем, произошло с «Коммерц унд Приватбанком», который в марте 1932 г. пережил слияние с «Бармер Банкферейн». Непосредственное участие в его образовании приняло не только государство, но и «Гольд Дисконт Банк», «дочка» рейхсбанка, ставший владельцем более 50 % акций нового банка.

Чтобы раз и навсегда исключить вероятность нового банковского кризиса, в большом масштабе была проведена смена руководящего персонала пострадавших банков. Для того чтобы добиться достаточной прозрачности в банковском деле, согласно чрезвычайному декрету от 19 сентября 1931 г. учреждалась должность рейхскомиссара по банкам и попечительский банковский совет, действовавший в качестве «удлиненной руки» рейхсбанка. Следующий чрезвычайный декрет от 6 октября 1931 г. преобразовал сберегательные кассы в учреждения публичного права с собственным капиталом. Тем самым существенно сокращалось влияние, которое на сберегательные кассы оказывали общины и союзы общин. Этот же декрет создавал действенную преграду на пути попыток общин возобновить экономическую практику «жизни в долг»: сберегательные кассы теперь могли выдавать коммунальные кредиты только в размере до 25 % от совокупной суммы вложений. Однако сами коммунальные кредиты были запрещены впредь до дальнейших распоряжений: этот порядок определил декрет от 5 августа 1931 г., оставшийся в силе без изменений.

Банковский кризис июля 1931 г. нанес удар по доверию к экономической системе капитализма сильнее, чем ведшаяся десятилетиями агитация марксистов всех мастей. Очереди вкладчиков, выстроившихся 13 июля перед сберегательными кассами и банками в надежде спасти свои сбережения, были таким же символом Великой депрессии, как и безработные, получавшие пособие на бирже труда или жалкую миску супа на городской кухне для нуждающихся. То, что государство еще раз спасло банки, не по форме, но по содержанию, национализировав их в значительной степени, не могло восстановить уважение к капитализму, к его институтам и представителям, как не могло помочь правительству завоевать новых друзей. Промахи предпринимателей были исправлены с помощью денег налогоплательщиков, и это дискредитировало престиж государства не в меньшей степени, чем престиж экономики. Шок, вызванный банковским кризисом, был глубоким и чреватым последствиями. Только летом 1931 г. постепенно стало приходить понимание того, что этот экономический кризис был не обычным кризисом, а представлял собой затяжную депрессию, еще не достигшую своей самой острой фазы, завершение которой пока еще нельзя было предсказать{459}.

Немецкий банковский кризис вызвал большую обеспокоенность также и за рубежом. Президент Гувер тотчас же выступил инициатором созыва международной конференции, чтобы извлечь практические уроки из случившегося. В соответствии с предложением английской стороны она должна была состояться 20 июля в Лондоне, в качестве участников были приглашены США, Великобритания, Франция, Италия, Бельгия, Германия и Япония. Брюнинг и Куртиус по приглашению французского правительства совершили по пути в Лондон промежуточную остановку в Париже 18–19 июля. Переговоры протекали в дружеской атмосфере, но не привели к сближению позиций сторон. Франция предлагала Германии долгосрочный заем, но взамен потребовала цену, которую Германия не могла и не хотела платить: она должна была в течение 10 лет отказаться от каких-либо попыток ревизии как плана Янга, так и Версальского договора. «Нет» в ответ на французское предложение далось Брюнингу легко: непосредственно перед отъездом из Берлина американский посланник Сакетт сообщил ему, что правительство США отказывается участвовать в оказании помощи Германии на французских условиях.

На Лондонской конференции «семерки», состоявшейся 20–23 июля, Франция оказалась в полной изоляции. Победила точка зрения Америки и Англии, согласно которой финансовая помощь Германии должна была быть оказана без предварительных политических условий. Это исключало предоставление Германии долгосрочного займа, который был возможен только при