ходу между офицерами Криты сначала как шуточный, но затем прижился, хотя никто из них не был достаточно знатным, чтобы претендовать на ранг истинного аристократа, – Тенрьо стал засыпать чужеземцев вопросами, сопровождая их жестами и кривляньем. Таким образом он давал понять, что не прочь услышать истории, как строились великие города-корабли, и заверял, что испытает восторг и благоговение, если господа покажут ему, как на деле управляют этими судами.

Адмирал Крита решил воспользоваться интересом новых верных слуг, чтобы выжать из них все возможное. При помощи картинок, размахиваний руками и криков, Крите и его капитанам удалось втолковать Тенрьо, что им нужен лес для ремонта городов-кораблей после долгого плавания. Дара обратили внимание на отсутствие в здешней стране подходящих деревьев и, хотя особо не надеялись, решили попытать удачи: авось вождь варваров сумеет что-нибудь придумать.

Тенрьо кивнул, поклонился и улыбнулся. Он втайне отправил команды гаринафинов и всадников к далеким горам на востоке, заготавливать лес. Таким делом степные племена никогда прежде не занимались, и многие сомневались, разумно ли нарушать традиции, но пэкьу остался непреклонен.

Когда после недель напряженного труда отряды рабочих вернулись, Тенрьо распорядился спустить бревна в море с таким расчетом, чтобы прилив вынес их на берег, а потом устроил целое представление, разбудив Криту среди ночи, в буквальном смысле подпрыгивая и вереща от восторга.

Хотя адмиралу и не понравилось, что ему помешали спать, он обрадовался, обнаружив на залитом луной пляже такое множество превосходных бревен. К этому времени Тенрьо уже достаточно нахватался обрывков выражений на дара, чтобы Крита смог наконец понять его объяснения: возбужденный варвар уверен, будто боги Дара явили чудо и принесли сюда эту древесину. Хотя в прежние времена Крита не был особенно религиозен, но любой, поскитавшись больше года по морю и постоянно ходя по краю, изменит свои убеждения. Адмирал с жаром поблагодарил богов и с тех пор стал видеть в пэкьу Тенрьо, который сообщил ему благую весть, своего рода экзотический талисман, приносящий удачу.

Прежде Крита и его капитаны старались не пускать туземцев на города-корабли, чтобы не раскрывать слишком много сведений о себе. Но поскольку талисман – вещь безвредная, приятная и вызывающая доверие, отныне Худжин Крита отмел все возражения перестраховщиков и разрешил варварам, особенно смазливым женщинам, подниматься на борт, дабы им удобнее было прислуживать своим господам и любовникам из Дара.

Адмирал начал уже забывать, где оказался: так наслаждался он гостеприимством этих наивных, но таких добродушных дикарей.

Тенрьо и часть его высокопоставленных танов теперь буквально все время, с утра до ночи, проводили в обществе Криты и его офицеров. Они восхищались их одеждой, посудой и палочками для еды, украшениями и музыкальными инструментами. На борту городов-кораблей Тенрьо и его знать вели себя как дети, оказавшиеся в волшебной стране, и просили Криту и его соратников научить их говорить на языке дара и пользоваться всеми этими удивительными машинами и механизмами.

Женщины, на которых была возложена обязанность заботиться о «повелителях Дара» – часть из них составляли таны высокого ранга, – исполняли свой долг с особенным рвением и старались ублажить мужчин, как только могли. Их впечатляло в чужаках абсолютно все, и они охотно перенимали обычаи и искусства дара: учились наведению красоты, придворным танцам, кокетливым взглядам – к вящему недовольству жен, сопровождавших своих мужей в этой экспедиции. Они намекали доверчивым супругам, что восхищенные охи-ахи и исступленные стоны, издаваемые в спальнях этими дикарками, выглядят не слишком искренними и убедительными.

– Почему нельзя допустить, что туземные женщины влюбились в «повелителей Дара»? – фыркнул адмирал Крита, когда эти жалобы довели до его сведения. – Если этих дикарок хорошенько отмыть, они выглядят вполне себе аппетитно! Определенно, любовь к красоте и восхищение благородством являются общими среди слабого пола. Бедные туземные девушки! Всю жизнь им приходилось иметь дело только с вонючими, грязными варварами, понятия не имеющими о приятном обхождении, романтической поэзии и тонком искусстве любви, являющихся плодами цивилизации. Они привыкли носить грубые шкуры вместо гладкого шелка, пить мерзкое перебродившее молоко вместо благоуханного чая с ароматом роз. Они влачили жалкое существование, пася стада и сражаясь с ворами наравне с мужчинами, вместо того чтобы наслаждаться приятным досугом, как полагается истинным дамам. А тут вдруг появляемся мы! Немудрено потерять голову!

Но разумеется, когда некоторые из женщин дара потребовали, чтобы им выделили мужчин льуку – определенно, если этих дикарей хорошенько отмыть и почистить, их закаленные в суровой работе под солнцем тела тоже могут выглядеть аппетитно, разве нет? – адмирал Крита решительно отказал под предлогом того, что подобное противоречит учению Кона Фиджи и других мудрецов.

Нисколько не смущаясь и не боясь показаться смешным или глупым, путая слова и делая ошибки, Тенрьо быстро изучал язык чужеземцев, но, когда Крита и его офицеры просили научить их языку льуку, пэкьу объяснял – на запинающемся, неуклюжем, но постоянно совершенствующемся дара, – что льуку настолько отстают от дара в плане культуры и развития цивилизации, что глупо будет загромождать отточенные умы благородных господ столь примитивным наречием местных обитателей.

Поскольку льуку помогали адмиралу Крите ремонтировать города-корабли и готовить их к неизбежному путешествию обратно в Дара, Тенрьо предложил ради ускорения процесса приставить к мастерам и инженерам из Дара подмастерьев из местных, чтобы они взяли на себя не слишком сложную работу. Предложение с готовностью приняли, и корабелы, плотники и кузнецы экспедиционного флота стали работать вместе с помощниками льуку, обучая их своему ремеслу. После того как города-корабли были по большей части отремонтированы, Тенрьо обнаружил в бухте, неподалеку от места стоянки судов, еще одну порцию бревен.

– Боги знают, что однажды почтенные «повелители Дара» наверняка продолжат величественный труд по поиску Страны бессмертных. Быть может, господа сочтут полезным, если льуку помогут им построить больше кораблей, дабы подготовиться к опасностям моря?.. Хотя трудно представить, какие опасности не могут быть преодолены «повелителями Дара», которые сами почти как бессмертные, – заявил он.

Крита, которого в этот момент ласкали и целовали сразу четыре знатные и красивые женщины льуку с длинными светлыми волосами, одобрил предложение Тенрьо и велел начать обучение варваров искусству строить корабли по образцу судов Дара. То должны были быть не города-корабли – корабелы объяснили, что у них нет необходимых инструментов и должным образом оборудованных верфей, чтобы осуществить столь грандиозное предприятие, – но надежные морские суда, намного превосходящие коракли льуку.

По правде говоря, Крита не особенно рвался вновь бросать вызов морю. После тягот долгого путешествия в Укьу он не мечтал ни о чем ином, кроме как о продолжении теперешней счастливой жизни: все прихоти