* * *

Вражда с агонами не утихала: обе стороны совершали набеги через постоянно перемещающуюся границу между Укьу и Гондэ.

Армия Тенрьо снискала репутацию самой грозной силы в степи. В пограничных стычках с агонами она одерживала победу за победой, среди льуку пошла молва, что Тенрьо является самым достойным наследником титула пэкьу.

Толурору решил встретиться с сыном и вызвал того к себе в становище. Он не предупредил его заранее, о чем пойдет речь, но, по слухам, отец был недоволен тем, что Тенрьо оставляет большую часть захваченной в набегах добычи для своего племени, а не отдает ее великому пэкьу, дабы тот распределял поровну между всеми племенами. Некоторые из танов Тенрьо советовали молодому господину не ездить, а переждать, пока гнев Толурору не уляжется.

– Долг сына слушаться отца, несмотря ни на что, – возразил Тенрьо. – Даже если отец велит сыну поехать к врагу и стать заложником, какое право имеет тот отказать человеку, давшему ему жизнь?

В день встречи Тенрьо оставил свой эскорт на границе становища великого пэкьу, а сам направился к стоявшему посередине Большому шатру. Хотя в лагере великого пэкьу имелось гораздо больше мужчин и женщин, железная дисциплина и свирепый вид воинов и гаринафинов Тенрьо, выстроившихся ровными рядами на некотором отдалении, впечатлили всех, кто собрался поглазеть на встречу отца и сына.

Пэкьу Толурору стоял снаружи шатра. Выглядел он старым и дряхлым и тепло улыбался младшему сыну, которого некогда добровольно обрек на гибель. Приближаясь, Тенрьо разглядел через приоткрытый полог, что в Большом шатре собралось множество воинов. Некоторые держали ладони на рукоятях боевых палиц, другие доставали из чехлов костяные кинжалы. В царившей в глубине шатра полумгле Тенрьо различил фигуры некоторых своих братьев и сестер, фаворитов отца.

В сотне шагов от порога Тенрьо остановился.

– Что ты хотел сказать мне, отец?

– Входи же в шатер, мой возлюбленный сын, угостимся кьоффиром. Не часто нам приходится вместе проводить время.

– Почему твои воины ведут себя так, словно готовятся к приходу врага, а не твоего возлюбленного отпрыска?

– Чепуха. – Пэкьу Толурору ничуть не переменился в лице. – Заходи в шатер, присаживайся. Не перекрикиваться же нам друг с другом издалека. Почему ты с таким подозрением относишься к родному отцу?

Тенрьо вытащил из-за спины Лангиабото, боевой топор, взятый у товарища его детских лет Диамана Арагоза. К рукоятке он привязал лисий хвост. Раскрутив топор, чтобы добавить силы вытянутой руке, Тенрьо метнул оружие в отца. Все в становище следили, как топор, описав грациозную дугу, преодолевает расстояние между двумя вождями.

Внезапно гаринафины Тенрьо все как один взмыли в воздух, а пехотинцы бегом устремились к своему повелителю. Толурору отшатнулся, и Лангиабото с громким звуком вонзился в землю у ног великого пэкьу, на лице которого отразилось крайнее недоумение. Прежде чем он успел отдать хоть какой-нибудь приказ, с неба хлынули потоки пламени. Старый вождь сгорел мгновенно, а Большой шатер обратился в огненный ад.

Гаринафины кружили над головой, а воины Тенрьо сомкнулись вокруг него, бесстрашно глядя на ошеломленных мужчин и женщин в лагере. Единственными нарушавшими тишину звуками были потрескивание пламени и вопли плененных внутри Большого шатра.

Затем в толпе раздался крик:

– Старый пэкьу умер! Да здравствует пэкьу Тенрьо Роатан!

Вот так Тенрьо Роатан стал великим пэкьу льуку, и с тех пор как в стране Укьу, так и в стране Гондэ началась новая эра.

* * *

– Пэкьу Тенрьо – безжалостный и опасный человек, – заключил Луан Цзиа.

– Верно. Хотя истории о нем становятся со временем все более красочными, превращаясь в легенды, полные преувеличений, этот правитель, бесспорно, обладает непревзойденным даром предвидения.

* * *

Укрепив свое положение правителя льуку, Тенрьо с жаром взялся за покорение агонов. Отправив сражаться только профессиональную армию, действующую согласно его новой тактике, а остальное население заставив обеспечивать солдат, он смог одолеть более многочисленные войска противника.

Пришел день, когда пэкьу Нобо преклонил перед ним колени.

– Когда я жил в твоем доме в качестве заложника, мог ли ты представить, что однажды наступит такой день? – спросил Тенрьо.

Нобо покачал головой:

– Таковы пути удачи. Все-Отец благоволит тому, кому сочтет нужным. Отныне агоны покорны твоей воле. Клянусь, что, пока я жив, мы никогда не будем воевать против тебя.

В том, чтобы склониться перед сильным, нет ничего позорного. Таков давний обычай степных племен.

Однако Тенрьо рассмеялся в ответ:

– Думаешь, я так глуп, что не стану учиться на чужих ошибках? Если я оставлю в живых тебя и твоих сородичей, то кто знает, что произойдет через десять лет? Через двадцать? С какой стати я буду дожидаться дня, когда здоровье мое пошатнется и мне придется стоять на коленях перед одним из твоих детей? Нет, я вовсе не хочу, чтобы сегодняшняя сцена повторилась.

Нобо посмотрел на него с мольбой в глазах:

– Ты собираешься истребить нас, хотя мы и сдались? Все-Отец сочтет это проявлением бессмысленной злобы.

– Не приплетай сюда имя Все-Отца, – сказал Тенрьо. – Не перекладывай на него свою вину, так же как и я не приписываю ему свой успех. Только слабые думают, будто богам есть дело до смертных; сильные знают, что сами торят себе тропу в этом мире. Боги же всегда благоволят к победителям.

Нобо поднял на него глаза, до глубины души сокрушенный этой кощунственной речью. Воины Тенрьо, окружавшие обоих правителей, равнодушно взирали на происходящее. Они никак не отреагировали на слова пэкьу, ибо тот не давал им команды ни на кого нападать. Подобно муравьям в колонии, они были только исполнителями и хорошо знали свои обязанности. Пока Тенрьо не примет решения и не скажет, что им делать, они будут просто стоять и слушать.

– Когда Толурору отправил меня к тебе, сделав заложником его покорности, где был тогда Все-Отец? Почему боги молчали, когда я пролил кровь Диамана, чтобы спасти свою жизнь? Почему не вмешались, когда я совершил отцеубийство, дабы взять бразды правления в свои руки? Каждую зиму сотни мужчин и женщин умирают из-за отсутствия еды и надлежащего укрытия – куда смотрят Все-Отец и его сын, милосердный Торьояна Целительные Руки? Каждое лето множество семей голодает, если их стадам не удается пересечь отрезок выжженной пустыни на пути к новому водопою – почему Все-Отец и его дочь, Алуро, госпожа Тысячи Потоков, не приходят им на помощь? В бою мои и твои воины одинаково взывают ко Все-Отцу и Диасе, ясноокой