* * *

– Так вот почему эти бедные гаринафинята сидят здесь, в подземной тюрьме, – догадался Луан Цзиа, обводя взглядом перепуганных зверей, прикованных к стене пещеры. Они выглядели истощенными и подавленными, их явно намеренно держали в черном теле и на грани голодной смерти.

– Верно. – Ога Кидосу кивнул. – Обычно отбирают самых маленьких и слабых, охвостье из помета, и сажают их в темницы вроде этой. В этой келье есть специальный механизм, который может быть приведен в действие по приказу пэкьу, и тогда несчастные детеныши окажутся погребенными заживо. Подобные тюрьмы имеются по всему Татену, этой палаточной столице льуку: таким образом можно быть уверенными, что боевые гаринафины из их армии не взбунтуются против своих хозяев.

Сердце Луана Цзиа болезненно сжалось.

– Это великое зло.

– Тенрьо Роатан, сам бывший у агонов заложником, очень хорошо понял, что чувствуют порабощенные гаринафины.

– И потому воссоздал эту систему здесь, ради собственной выгоды, – заметил Луан.

– Власть над гаринафинами лежит в основе обеих культур: как льуку, так и агонов, – сказал Ога.

– Тогда как же Тенрьо сумел уговорить Кидию взбунтоваться?

* * *

Кидия была круглой сиротой: редкий случай среди гаринафинов из армии пэкьу Нобо. Ее отец с матерью, бабушки-дедушки и все прочие родичи пали в битве, а сама она была еще слишком молода, чтобы подобрать ей пару. Вообще-то, гаринафинов-подростков, оказавшихся в таком положении, считают не заслуживающими доверия и, как правило, забивают ради мяса, шкуры и костей. Но, будучи совсем еще детенышем, она приглянулась Диаману, и тот стал просить отца сохранить ей жизнь. Поскольку Кидия проявляла редкую покорность, пэкьу Нобо в минуту слабости пошел сыну навстречу и оставил звереныша в живых. Тенрьо вместе с Диаманом учился летать на Кидии и всегда считал ее смирной. Но однажды он стал свидетелем того, как она, думая, что ее никто не видит, украла и сломала любимую роговую пращу Диамана и исподтишка подбросила обломки в шатер конюха, в обязанности которого входило заботиться о гаринафинах юного принца. Когда Диаман не смог найти свою пращу, пэкьу Нобо устроил ему прилюдную выволочку. В результате, обнаружив со временем пропажу в палатке конюха, принц едва не засек того до смерти.

Озадаченный этими странными событиями, Тенрьо потихоньку навел справки и выяснил, что прежде тот конюх состоял охранником при маленьких гаринафинах-заложниках и прославился как настоящий изверг. Кидия была среди тех, кто находился на его попечении.

Тут Тенрьо понял, что покорный, если судить по наружности, зверь обладает строптивой душой – им обоим приходится скрываться под личиной безвредной угодливости, лелея глубоко внутри ледяные мысли о мести и пламенные амбиции. Он раздобыл сломанную пращу, отправился ночью к Кидии и стал наглядно изображать содеянное ею преступление.

Глаза Кидии сузились, а шея напряглась, но Тенрьо не испугался и посмотрел ей прямо в глаза.

– Мы союзники, – прошептал он, надеясь вопреки здравому смыслу, что это необыкновенно смышленое животное поймет его. А потом, под пристальным взглядом самки, разломал пращу на еще более мелкие кусочки и закопал в куче гаринафиньего навоза, который конюхи не успели убрать.

Рядом с навозной кучей стояла палатка, принадлежавшая тому самому конюху, которого высек Диаман. В наказание ему поручили сгребать помет, но он, напившись с горя кьоффира, завалился спать.

В бледном свете луны зверь и человек переглянулись, и юноша ухмыльнулся. Кидия фыркнула и задремала, а Тенрьо вернулся к себе так же бесшумно, как степной крот пробирается по своему туннелю.

На следующий день, когда в навозной куче обнаружили обломки пращи, злополучного конюха испепелили пламенем гаринафина за мелочную мстительность и неуважение к принцу.

С тех пор между Кидией и Тенрьо установилось взаимопонимание, и они лишь ждали удобного момента.

Когда Тенрьо, убив своего друга, запрыгнул на спину Кидии, та поняла, что пришел ее черед вернуть долг. Пока юная гаринафиниха кружила над телом Диамана, Тенрьо шептал в рупор о своем желании свершить однажды месть над народом, поработившим Кидию и ее сородичей. Он знал, что животное, при всем незаурядном уме, не поймет полностью подобную речь, но одного лишь его уверенного тона хватило, чтобы Кидия решила связать с Тенрьо свою судьбу.

* * *

Когда Кидия приземлилась в лагере льуку с Тенрьо на спине, никто не удивился этому сильнее, чем пэкьу Толурору Роатан, отец юноши. Циничный вождь мятежников не ожидал, что младшему сыну хватит храбрости и смекалки, чтобы вырваться из плена агонов, а потому был вполне готов пожертвовать им. Однако легенда об отважном побеге Тенрьо распространилась по степи со скоростью пожара, и Толурору не осталось иного выбора, кроме как возвести молодого человека в ранг тана и отдать ему под командование свою армию.

Неожиданное восстание Толурору против гнета агонов оказалось успешным, и вскоре льуку возвратили себе большую часть отобранных у них родовых уделов. Но война – предприятие дорогостоящее, к тому же ее невозможно вести непрерывно в степи, где суровые зимы и непредсказуемые летние засухи заставляют прежде всего думать о выживании и вынуждают племена постоянно кочевать в поисках новых пастбищ. Два народа, льуку и агоны, не способные нанести друг другу решающее поражение, со временем вынуждены были снова искать пути мирного сосуществования.

Тенрьо, похоже, вполне удовлетворился своим новым положением уважаемого, пусть при этом и не числящегося в любимчиках, сына пэкьу Толурору. Было очевидно, что он не унаследует от отца титул пэкьу льуку – эта честь ожидала кого-то из тех отпрысков, кто рос рядом с родителем и пользовался его расположением и доверием. Но пока отец не умер и не началась неизбежная междоусобная борьба за трон, Тенрьо мог чувствовать себя вполне уютно. Ожидалось, что он станет вести праздную жизнь, в точности как любой другой из дюжины принцев и принцесс: кочевать с вверенным ему племенем по обширной степи, разыскивая пастбища получше и наслаждаясь своим привилегированным положением.

Но вот только Тенрьо не захотел предаваться праздности. Всю свою энергию он направил на подготовку к войне по новым канонам.

Ни у льуку, ни у агонов не существовало профессиональной армии. В мирное время большая часть мужчин и женщин пасла стада, и только в случае войны эти люди брали в руки палицы и топоры и седлали гаринафинов. Тенрьо порвал с этой традицией, повелев, чтобы впредь каждая семья в племени отдавала ему под командование по одному сыну или дочери, которых он обучал и ежедневно тренировал.

Чтобы содержать