Крита выдвинул довольно смелое предположение, что древние источники могли ошибаться, а потому им следует держаться течения. Флотилия повернула, а когда снова достигла течения, то позволила ему увлечь суда.

Со временем, когда течение пронесло их по широкой петлевидной дуге – на запад, на, юг, на восток, а потом снова на север – и стало замедляться, Крита решил его покинуть.

Но если Луан, расставшись с течением, предпочел повернуть на восток, то адмирал отдал приказ взять курс на запад, в надежде вернуться в Дара. Однако вскоре (по расчетам моряков, они уже должны были находиться недалеко от Волчьей Лапы) суда снова уперлись в Стену Бурь. Создавалось впечатление, что она окружает весь архипелаг Дара. Крита отдал флоту приказ снова идти на восток и пересек течение. В конце концов города-корабли, как позже и сам Луан, причалили к неведомой земле.

Как пояснил Ога, участники экспедиции оказались на острове, во много раз превышавшем по размерам даже Большой остров Дара. Быть может, он был осколком легендарного погибшего континента, о котором говорилось в древних сагах ано. Берег тянулся на север до тех широт, где уже начиналась страна вечного льда, а на юг – до непроходимой пустыни. На востоке виднелись горные хребты, такие высокие, что вершины гор пронзали облака и были вечно покрыты снежными шапками. На плоском мелколесье, составлявшем большую часть остальной территории материка, обитали разрозненные племена, пасущие стада животных, напоминающих длинношерстных коров.

Хотя, учитывая обстоятельства беседы, отчет Оги о жизни и истории этих степных народов был неизбежно кратким и скомканным, Луан смог со временем заполнить пробелы множеством новых подробностей.

Веками местные племена кочевали туда-сюда, следуя разливам рек, которые меняли течения, вскрываясь по весне и замерзая зимой. После того как стада объедали участок земли, люди перемещались на новые пастбища, давая прежним время восстановиться. Племена были малочисленными, и люди постоянно балансировали на грани гибели, поскольку существование как их самих, так и скота напрямую зависело от засух и наводнений. Но даже в хорошие времена равнины всегда кишели хищниками с острыми когтями и еще более острыми зубами. Здесь обитали громадные жутковолки, охотящиеся стаями; саблезубые тигры, караулившие жертвы у водопоев; и гигантские не умеющие летать птицы с похожими на меч клювами, способные одним метким ударом прикончить теленка.

Постепенно некоторым из племен удалось приручить гаринафинов: исполинских животных с бочкообразным туловищем, шеей как у змеи, рогатой головой и когтистыми, словно у птицы, лапами. Звери эти были способны некоторое время держаться в воздухе и дышать огнем. Крылатые создания под управлением умелых наездников могли защищать стада от хищников и разведывать далекие пастбища и источники воды. Теперь жизнь аборигенов стала зависеть от гаринафинов, так же как они сами зависели от человека.

Поскольку древесину в степи раздобыть сложно, кости и шкуры гаринафинов и скота стали основным материалом для строительства жилищ, изготовления одежды, оружия и всего прочего, что требовалось людям. Жители побережья постепенно научились выходить в море на кораклях – мелкосидящих плоскодонных круглых суденышках, сделанных из плетеной травы или звериных шкур – и ловить рыбу, но большинство племен вели кочевую жизнь, перемещаясь на спинах гаринафинов. Гаринафины – звери свирепые, и для того, чтобы между скакуном и его хозяином образовалась надежная связь, требуются годы, а поскольку ремесло наездника и пастуха требовалось освоить всем членам степного племени, умелыми наездниками могли стать как мужчины, так и женщины.

Жизнь на равнинах всегда была трудной и жестокой. Количество людей и скота, способных прокормиться с кустарников и травы, было ограниченно, поэтому за новые пастбища неизменно велась яростная борьба: между племенами постоянно происходили мелкие стычки, а походы с целью покарать соседей и убийства из мести стали здесь повседневным явлением.

Но появление гаринафинов изменило характер этих конфликтов. Племя, располагавшее прирученными зверями и искусными наездниками, могло претендовать на куда большую территорию, чем оно непосредственно занимало. Молоко гаринафинов было необычайно густым и питательным, так что воины могли многие дни питаться только им, сражаясь далеко от дома. Племя, обладающее бо́льшим количеством крылатых скакунов, имело все шансы одержать победу в любом противостоянии.

Вот так традиционные стычки стали превращаться в полномасштабные войны, и со временем набеги отрядов в дюжину воинов переросли в сражения с участием тысяч бойцов, включая наземные армии и сотни гаринафинов, реющих в небе. А потом рассеянные племена мелколесья объединились под властью двух великих вождей, именуемых пэкьу. Северяне называли себя льуку, а свою страну Укьу, тогда как южане именовали себя агонами, а свою державу – Гондэ.

Веками льуку и агоны вели напряженную борьбу, прерываемую короткими, но кровавыми приграничными стычками, не приносившими существенного перевеса ни одной, ни другой стороне. Однако в течение пары десятилетий непосредственно перед прибытием экспедиции из Дара агоны начали постепенно подминать под себя и Гондэ, и Укьу, пользуясь преимуществом в числе гаринафинов. После нескольких побоищ, в которых полегли десятки тысяч льуку, вожди последних взбунтовались против своего короля, пэкьу Толурору, и вынудили его признать главенство агонов. В доказательство искренности вождей льуку и Толурору в заложники агонам был отдан принц льуку Тенрьо Роатан.

– И впоследствии агонам предстояло горько пожалеть об этом решении, – сказал Ога. – Не вырасти мальчик заложником среди них, мы бы с вами не разговаривали сейчас в этой подземной тюрьме.

Глава 48

Льуку и агоны

Укьу и Гондэ, страна льуку и страна агонов, много лет тому наза д

Тенрьо появился на свет от одной из младших жен пэкьу Толурору, дочери тана, больше прославившейся мастерством вырезать фигурки из кости гаринафина, чем искусством наездницы, управляющей зверем. Поскольку его мать не могла опереться на поддержку воинов племени, это означало, что юный принц не сумеет стать любимчиком отца. Из чего вполне логично вытекало, что, когда пэкьу Толурору Роатан из Укьу сдался пэкьу Нобо Арагозу из Гондэ, именно этому из его сыновей, мальчишке едва десяти лет от роду, пришлось отправиться на юг, в великое становище агонов, в залог покорности льуку.

Хозяева и тюремщики очень хорошо обращались с парнишкой. Он рос вместе с сыновьями и дочерями пэкьу Нобо и наравне с ними обучался борьбе, бою на палицах, верховой езде на косматом быке и управлению гаринафином. Расчет строился на том, что, будучи взращен среди агонов, Тенрьо станет рассматривать их как свою вторую семью, а повзрослев и вернувшись к льуку – на смену ему пришлют кого-нибудь из младших братьев и сестер, родных или двоюродных, – будет выступать