Припомнив, что спасшие его пастухи вроде бы употребляли название Дара, Луан решил проверить, не известен ли здесь его язык.

– Что это за страна? – спросил он. – Какой народ населяет эти берега?

Ответа не последовало. Стражники молча смотрели на него, их лица ничего не выражали.

Бессмысленно задавать вопросы, когда так мало знаешь. Нужно подождать и осмотреться.

Вселенная познаваема.

* * *

Часом позже несущий Луана зверь, тяжело отдуваясь, приземлился рядом со скоплением грибовидных шатров. К нему подвели другого крылатого и рогатого скакуна, схожего по размерам, но только свежего и полного сил.

Один из стражников, тот, что сидел у основания шеи зверя и был, очевидно, наездником, несколько раз громко свистнул. Зверь опустил голову, держа шею прямой и напряженной, как перекидной мост. Луан увидел, что другое животное повторило тот же самый маневр. В итоге две головы встретились в центре, а держащие их шеи заняли положение параллельно земле. Исполины уткнулись друг в друга мордами и замычали, после чего замерли в неподвижности.

Охранники отвязали клетку от упряжи на спине скакуна, подняли ее на плечи и пошли по шее зверя. Луан вцепился в решетки раскачивающейся клетки, уверенный, что кто-нибудь неминуемо оступится на бугристых позвонках и клетка полетит на землю.

Однако стражи перенесли клетку по живому мосту из двух шей животных так же уверенно, как носильщики паланкина в Дара переправили бы пассажира через городской ров. Они приторочили клетку к спине нового скакуна и сами расселись по местам.

Кое-что Луан уже выяснил: неизвестные звери, при всей их мощи, не были способны выдерживать долгий полет. Этим, надо полагать, объяснялось, почему пастухи, которых он видел раньше, заставляли животных неуклюже ковылять по земле, вместо того чтобы поднять их в воздух.

Догадка подтвердилась, когда новый скакун тоже приземлился после часа полета и процедура переноски повторилась. Луан потянулся было за «Гитрэ юту», чтобы записать свои наблюдения и соображения насчет невиданных летающих зверей, и только тогда осознал, что книги при нем нет. Беднягу скрутило от страшной боли, как будто он лишился части собственного тела. И в некоторой степени это и впрямь было так. Удивительная книга служила единственным его спутником в долгом путешествии через океан, была зеркалом его галлюцинаций и вместилищем грез. Теперь, после расставания с плотом-змеем, «Гитрэ юту» оставалась последним свидетелем того, через что ученому довелось пройти.

Сменив описанным выше образом двенадцать зверей, путешественники прибыли наконец в крупное поселение – город, состоящий из тысяч грибовидных шатров, многие из которых были гораздо крупнее всех, которые Луан встречал до сих пор.

В центре города возвышался особенно большой шатер, по сравнению с которым все казались мелкими. Диаметром он вполне мог посоперничать с Экзаменационным залом в Пане. Летающий зверь приземлился, и Луан узрел перед шатром высокий костяной столб, с макушки которого свешивалось несколько пушистых длинных хвостов, реявших, словно вымпелы. Луан с изумлением заметил два металлических шлема – это были первые изделия из металла в этой стране. Они тоже покачивались и позвякивали на верхушке шеста. Шлемы оказались знакомыми, явно изготовленными в древней империи Ксана, и ученый разглядел, что внутри у них сохранились мумифицированные останки двух голов.

В мозгу Луана Цзиа смутно забрезжила догадка: кажется, он нашел ответ, способный все объяснить.

Зверь уткнулся башкой в землю, образовав из шеи длинный покатый трап. Стражники развязали Луану ноги, вывели его из клетки и повели по этим импровизированным сходням.

Один из стражников скрылся в недрах большого шатра, какое-то время спустя вернулся и что-то сказал остальным. Вместе они препроводили Луана в небольшую постройку по соседству: круглой формы хижину с крышей из звериных шкур и со стенами из вертикально воткнутых в землю костей, покрытых слоем плетеных растительных волокон, обмазанных грязью.

Внутри единственными источниками света служили небольшое отверстие в кровле и маленький очаг под этой дымовой дырой, который обогревал помещение. Если не считать кучки сухого помета, используемого в качестве топлива для костра, и большого сосуда из стручка – видимо, ночного горшка, в хижине ничего не было, ну разве только стопка шкур и мехов, очень чистых. Они, как предположил Луан, должны были служить ему в качестве постели. Пленнику не удалось обнаружить ничего твердого или острого, никакого инструмента, способного послужить оружием.

Стражник закрыл за Луаном дверь, и до него донесся звук, как будто перемещают что-то тяжелое. Когда Луан подергал дверь, то понял, что она заблокирована снаружи.

Все еще слабый от перенесенных тягот, он улегся в своей тюрьме и погрузился в сон.

* * *

Несколько раз в день некий предмет, которым подпирали дверь, откатывали в сторону, и в хижину входил человек, приносивший узнику еду и опорожнявший ночной горшок. Жмуря глаза от яркого солнечного света, пронзающего сумрак внутри камеры, Луан пытался заговорить с приходящими. Однако те никогда ему не отвечали.

Пища, которую ему приносили, была простой, но сытной: что-то вроде пирога или запеканки, в состав которой входили измельченное сушеное мясо, животный жир и ягоды; лепешка из какой-то ореховой муки и достаточное количество питьевой воды в кожаных бурдюках. По его соображениям, это была еда, которую можно приготовить в большом количестве, а потом сохранить так, чтобы распределять в течение длительного времени между множеством людей. Провизия такого рода, какой обычно пользуются армии кочевников на марше.

«Меня кормят тем же, что ест остальное племя, – подумал Луан. – Что ж, по крайней мере, со мной обращаются достойно».

Затем, на пятый день, дверь в хижину отворилась, но никто не вошел. Когда глаза привыкли к яркому свету, Луан решил, что стоит выглянуть наружу и посмотреть, что происходит.

В нескольких шагах полукругом расположились стражники, но внимание Луана привлекли двое молодых людей, стоявших на коленях прямо перед входом в хижину. Парень и девушка, обоим лет по двадцать. Роскошные меха, в которые были облачены незнакомцы, равно как и изящные украшения из кости и зуба в волосах, подсказали Луану, что это представители знати.

Он заметил, что оба преклонили колени в позе, именуемой в Дара мипа рари.

«Возможно ли такое?»

Он тоже принял на пороге хижины формальное мипа рари и сказал, указывая на себя и тщательно произнося каждый звук:

– Луан Цзиа. – А потом простер руки к двум молодым людям напротив него.

– Прости нас, достопочтенный мастер, – хором проговорили те на дара с сильным акцентом.

Лицо Луана непроизвольно дрогнуло, а на глаза навернулись слезы, когда он снова услышал,