При ударах по внутренним органам она могла последовать от панкреатита или перитонита – если не печень или селезенка разорвутся, а желудок, кишечник или желчный пузырь. При сломанных в кашу ногах человеку гарантировались гангрена или флегмона. Или жировая эмболия (при переломе крупных костей). В любом случае – это страшная и медленная смерть.

Да, кнуты, огонь, вырванные ногти и прочее – особенности дознания светских судей. И насколько я знаю, более поздних эпох: XVI–XVII веков. Инквизиция «не портила шкуру». И чисто теоретически старалась сделать так, чтобы человек после пережитого ординарного воздействия оставался функционален.

И хватит об этом. Распространим свое сопереживание на тех, кому довелось через это пройти. И помолимся об их душах.

Вернемся к сиру де Моле. Одного окружного письма, подписанного его рукой, следователям показалось мало. Они планировали открытый процесс. И пригласили студентов и магистров парижского университета в Тампль, где сам де Моле и другие братья, облеченные высшей властью в ордене, должны были публично признать свои злодеяния.

Очень средневеково: раз об обвинении говорили публично и всего месяц назад, то и признание вины тоже должно быть публичным, чтобы все видели, что король и инквизитор не творят своевольно беспредел, а спасают Церковь от настоящего врага.

И де Моле сознается. Публично. Признается в жутких вещах – от богохульственных традиций до случаев содомии.

Публичное признание было нужно обвинителям еще для одной цели, кроме непосредственно громкой огласки дела. Громкие признания не только демонстрировали мощь правосудия, являемого Церковью и короной в духе подлинно византийской симфонии. Они еще и прикрывали дыры в деле.

А дыры были: ни одной головы Бафомета или еще какого-нибудь другого гнусного демона ни в одном командорстве или доме ордена найдено не было. Ни одного идола по всей Франции. Вокруг чьей головы тогда обматывали означенную веревку? В миссалах орденских капелланов чин мессы присутствовал полностью, то есть с евхаристическим каноном, в ходе которого как раз и происходит чудо пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь под видом хлеба и вина. Значит, дары освящались так, как освящались и освящаются до сих пор по всему христианскому миру.

Ни в одном статуте или ином уставном документе ордена, которые хранились только у тех, кому положено, и в широком доступе не были даже в самом ордене, ни слова, ни намека ни на какое непотребство. Ни одного документа с описанием тайного дьяволопоклоннического ритуала. Ни единой пентаграммы, политой кровью младенца или девственницы. Ничего.

А брали храмовников, как мы помним, под покровом тайны и сразу по всему королевству. Так что спрятать что-либо у них возможности не было. И все их сокровища, и все их документы попали, вкупе с ними самими, в руки следствия в полном объеме.

Так что с вещественными доказательствами у следствия были явные проблемы. Полагаю, что если бы они нашлись, то их бы с великой помпой продемонстрировали всем. И не один раз. Опять собрали бы магистров и студентов университета, а то и до папской резиденции бы довезли – продемонстрировать страшилищ богомерзких святому отцу.

Кроме того, свидетельства против тамплиеров грешат набором неудобоваримых несостыковок. С одной стороны, они выходят почти катарами, то есть теми, кто почитает два творящих начала в мире, – Бога и Сатану. Бог творит духовное, его враг – физическое. И надо отрешиться от физического, чтобы достичь духовного. Католическую церковь катары почитали орудием врага. Католики отвечали им не менее горячей любовью. В катаризме часть тамплиеров призналась.

По другим свидетельствам, орден Храма практиковал демонолатрию – поклонение демонам. Прямое и незамысловатое. То есть они выходили законспирированными сатанистами. И в этом их убеждали признаться.

Но! Дело в том, что катар не может быть демонопоклонником. И наоборот. Это принципиально разные ереси. С разным пониманием мироустройства, разной аксиологией и разной ритуалистикой. К примеру, катары не будут освящать облатку, так как не верят в таинство Евхаристии и совершаемое на нем пресуществление. А вот сатанисты облатку, скорее всего, освятят. Для того чтобы над ней надругаться. Катары считали себя христианами (правда, Христа почитали не Богом, а неким особенным просветленным) и не стали бы плевать на крест, но и веревку на статуе какого угодно идола они бы не освящали.

Так что со свидетельскими показаниями все тоже было не лучшим образом. Можно сказать, что храмовникам вменяли в вину все, что нашлось, лишь бы что пострашнее. И пока это не вскрылось и никто не начал спокойно и вдумчиво сличать одно с другим, слуги короля гнали процесс, выбивая признания, так как больше предъявить было нечего.

Допросы и пытки продолжались всю осень и зиму. Пока не наступила весна 1308 года, когда папа отозвал у инквизиторов Франции полномочия ведения этого дела. И у него были свои причины.

Конец

Причины были следующие: с одной стороны, его, понтифика, как бы отодвинули от самого важного политического процесса, который разворачивался здесь и сейчас. Да, инквизитор действовал от его имени. Но, судя по всему, он не слишком обременял папу регулярными отчетами. Гийом Парижский действовал вместе с Ногаре, Ангерраном де Мариньи и его младшим братом – Жаном (о нем разговор пойдет ниже).

С другой стороны, раз папу аккуратно отодвинули от дела, то могли отодвинуть еще и от вынесения приговора. А заодно и от решения вопроса о собственности тамплиеров, той, которая сейчас под секвестром.

Еще в октябре он пишет королю письмо с упреками: слишком уж активно, самостоятельно и сурово его «дражайший сын Филипп» взялся за дело, верно, позабыв, что финальное решение по поводу тамплиеров и судьбе их имущества надлежит принять исключительно престолу святого Петра, на котором восседает он – Климент, а не Филипп. С этим напоминанием папа и шлет отеческое благословение своему расшалившемуся чаду. А с благословением – еще и двух кардиналов, которые должны от имени папы осуществлять надзор и все остальное. Что еще они должны были делать, решительно не ясно: инквизиторскими полномочиями их не облекли.

Но так как кардиналы были французами, Филипп быстро нашел к ним подход, и у них установилось полное взаимопонимание. Такое, что мир был готов источать благость и елей в объемах, близких к промышленным.

Папа, поняв, что отправлять кого угодно в Париж, – значит ослаблять себя и усиливать Филиппа, написал в начале зимы письмо о том, как он счастлив, что король услышал увещевания папы и передал дело Святому престолу. К Рождеству 1307 года и Климент получил письмо от короля. В нем говорилось, что монарх в своем смирении пред властью папы и не думал сам судить храмовников, но передал дела кардиналам, а имуществом ордена приставлены управлять отдельные люди, чтобы оно, не приведи Господь, ни в коем случае не смешалось с имуществом короны.

Неизвестно, кто больше смеялся, – король, сочиняя этот эпистолярий, или папа, читая оный.

Климент не был глупцом – это качество среди римских понтификов вообще редко встречалось. Он понимал, что дело Филипп из рук не выпустил, даже не собирался. Монарх нашел, чем умаслить посланных кардиналов, и все. Но что можно сделать, чтобы если не окончательно забрать дело у короля, то хотя бы поделить с ним первую скрипку?

Папа размышлял еще два месяца. Может быть, решение у него созрело и раньше, но он дал Филиппу возможность думать, что он, папа, искренне верит в его, короля, сыновнюю преданность.

Решение было таким: передать дело ордена собору. Вселенскому. Тому органу, который сам король хотел в свое время собрать против папы Бонифация. Это будет настоящим ударом. Да, король, инквизитор и все иже с ними кого-то там активно допрашивали, судили и даже вынесли кучу приговоров. Да, от имени и по поручению.

Но! И вот тут я прошу вашего особого внимания. Дело-то задумывалось не против отдельно взятого магистра, а против ордена. А все вышеописанные следственные действия и даже приговоры – приговоры против отдельных людей: против отдельных рыцарей, капелланов, братьев-сержантов, послушников, новициев и прочих. Но эти приговоры не могут быть приговором против структуры, против ордена. Ни один инквизитор не имеет полномочий прекратить существование канонически утвержденной институции католической Церкви.

И весной 1308 года папа отзывает полномочия Гийома Парижского. Не совсем ясно, он отзывает у него право разбирать именно это дело или прекращает его полномочия как инквизитора вообще, но это нам сейчас и неважно.