Из Марселя магистр отправился в Пуатье на встречу с Климентом V, где должна была решиться судьба крестового похода. Встреча закончилась ничем. Высокие договаривающиеся стороны не особо хотели слышать аргументы друг друга, кроме того, на ней отсутствовал сир де Вилларе, гроссмейстер Госпиталя, все еще занятый на Родосе. Папа и магистр взяли еще время на размышления, и сир де Моле летом отбыл в Париж, на капитул ордена.

На том капитуле обсуждалось слияние Тампля с Госпиталем и то, что магистру стоит остаться во Франции для лучшей координации сил и подготовки к походу. Сложно во времена бумажных писем и напрочь отсутствующего интернета руководить крупной международной организацией с Кипра.

А королю столица ордена в парижском Тампле и вовсе была не нужна. Это наводнит город белыми плащами и вооруженными людьми, которые подчиняются только своим командорам и магистру, а еще слугами, торговцами, послами и гонцами. И ему, королю, придется чувствовать себя в своей же столице несколько ущемленным. Того и гляди, политическое сердце города переедет с острова Сите в замок храмовников. Король станет смешон – в своем же Париже. Но и этого мало: вдруг эти хмурые люди в белом еще и претензии предъявлять начнут? Про занятые деньги вспомнят, например. Крестовый поход готовят вроде как, значит, должны подбивать денье к денье.

И это притом, что у короля особой любви с парижанами не наблюдалось с того самого момента, когда он начал портить монету. И нелюбовь была столь сильна, что в декабре 1306-го, всего за полгода до достопамятного капитула, на который приехал в Париж де Моле, королю даже пришлось прятаться от своего доброго народа. К слову, убежище он нашел именно за стенами Тампля. Но, как вы уже, наверное, догадались, благодарность в число добродетелей Филиппа не входила.

Итак, приехавшего магистра приглашают ко двору, всячески его привечают и низко раскланиваются. Как минимум по той причине, что к этому Филиппа обязывает феодальная вежливость. Магистр же приехал, крестоносец, суверен ордена бедных рыцарей Христа. И кроме того, Жак де Моле когда-то давно крестил дочь короля, Изабеллу, которая ныне была королевой Англии. Практически член семьи.

При встрече у магистра интересуются, в рамках доверительного разговора, о слухах, которые ходят об ордене, о каких-то недозволительных и гнусных ритуалах. Нам может показаться, что как-то это недостойно высоких политиков – слухи обсуждать. Но в то время, которое Лотман назвал временем символа и жеста, доброе имя – это юридическое понятие. То, что человек считался в округе злодеем, негодяем, колдуном и прочее, часто было вполне себе веской причиной для начала судебного процесса против него. Иначе говоря, слухи, которые кружат вокруг человека и пятнают его имя, – это то, с чем нужно разобраться. То, что нельзя оставлять без внимания.

Де Моле возмутился. Он сказал, что случаи недостойного поведения иногда бывали в ордене. Бывала и содомия, но тех, кто был в этом уличен, строго покарали. Кого-то даже лишили орденского одеяния и подвергли вечному заточению. Кого-то, не особо себя запятнавшего в грехах менее тяжких, с позором изгнали.

Из самого страшного, что помнит он, магистр, – то, что многие иерархи ордена, в том числе он сам, не слишком хорошо следят за тем, чтобы братья регулярно и достойно приступали к таинству святой исповеди. И то, что сам, не будучи священником, иногда принимал исповедь у рыцарей и сержантов.

Но, как говорит пословица, спроста сказано, да неспроста слушано. Филипп, его хранитель печати и камергер не желали слышать от старого храмовника оправданий. Они искали доказательства, подкрепление своим обвинениям.

А дальше магистр абсолютно случайно, думая, что он находится в кругу таких же, как он, прямых и простых, как меч, рыцарей, пишет папе, что вокруг доброго имени ордена витают грязные и неслыханные слухи. В этом же письме он просит святого отца о расследовании, дабы обелить честное имя тех, кто носит алый крест на белом рыцарском плаще.

Папа сообщает об этом королю, по сути, дав карт-бланш. Будущая жертва, сама того не зная, лично вложила меч в руки своего палача.

Казнь Жака де Моле, последнего великого магистра ордена тамплиеров. Гравюра

Wellcome Collection

Французский монарх был человеком терпеливым и умел учиться на чужих ошибках. Пример Генриха Плантагенета, убившего примаса английской церкви, он запомнил хорошо и не спешил. Не спешил ровно до той поры, пока фигуры на его шахматной доске не встали так, как того хотел король. Не он хочет суда над тамплиерами, но сам магистр, узнав о грязных порочащих слухах, которые распространяются об ордене, сказал о необходимости такого разбирательства папе. И святейший отец не нашел что возразить. И теперь Филипп будет не злодеем, который набрался дерзостного окаянства и поднял руку на гостя в своем доме, а лишь верным сыном святой матери-Церкви. Сыном, готовым оказать все необходимое содействие службе святого следствия, которая будет разбираться с этим делом.

И в начале сентября 1307 года по дорогам Франции полетели гонцы с королевскими грамотами. В них говорилось, что бальи и прочие королевские чиновники обязаны в означенный день (13 октября) арестовать всех членов ордена Храма и наложить секвестр на их имущество. Отдельно указывалось, что не король это все выдумал – он лишь подчиняется требованию инквизитора Франции, преподобного отца Гийома, который и инициирует сие дело. И вообще, светская власть здесь – орудие в руках власти духовной.

Одновременно с этими гонцами скакали другие. Их разослал сам Гийом Парижский (не путать с Ногаре). Они везли хартии, адресованные главам доминиканских обителей по всему королевству: приорам и их помощникам. Там описывались преступления тамплиеров, о которых его преподобию сообщили свидетели и от которых у него дыбом встали волосы вокруг тонзуры. Тамплиеров было приказано запереть по одиночным камерам, допрашивать каждого отдельно и все подробно записывать. Также указывалось, что папа в курсе и инквизитор в своем уме и не помешался от скуки в своем университете.

Письма отца инквизитора были не просто добавлением к грамотам короля. Смотрите: вот арестовывают кого-то по требованию инквизиции – и что дальше? По уму, этих людей необходимо передавать затребовавшей их для суда стороне, то есть инквизитору, который по совместительству доминиканец или францисканец. И этих людей запирают либо у доминиканцев, либо у францисканцев.

А теперь взглянем на наш случай: люди короля арестовывают тамплиеров где-нибудь в Шампани. И что потом? Везти их в Париж приказа не было. Да и хлопотно это. Что с ними делать? Запирать в королевском замке – не по феодальным нормам того времени, так как не король их для суда требовал. Да и не может король требовать для суда членов суверенного военно-монашеского ордена. На это только папа или папский инквизитор способны. Так что тамплиеров после ареста нужно передавать тем же доминиканцам, подписывать акт приема-передачи задержанных и слать отчет в Париж.

А доминиканцы, оказывается, и не в курсе, что тут такое происходит. И камер в подземельях у них нет свободных или вообще не предусмотрены, и что делать с задержанными, они не знают. И могут даже не принять тамплиеров в руки своего сурового, но несговорчивого правосудия, рассказав бальи, что у него ошибка какая-то вышла – сигналов на орден нет. Само собой, они напишут в Париж, все узнают и примут меры, но это же сколько времени пройдет. За это время рыцари успеют договориться о единых показаниях и о единой линии защиты. Да и сбежать банально могут.

Так что действовать требовалось быстро и слаженно. Общее руководство на себя взяли два Гийома: Ногаре и инквизитор. И дело у них пошло.

В пятницу, 13 октября, по всему королевству были проведены аресты. Де Ногаре лично брал Тампль. Рыцари, правда, сдали замок без боя, полагая, что это какая-то ошибка и недоразумение и сейчас перед ними все начнут бесконечно извиняться. Но извинений не последовало. Последовали допросы. В том числе с пристрастием. И тщательная опись имущества.

Вообще, пытать быстро и сразу не было нормой для инквизиционной практики того периода. Обычно дело шло весьма неспешно. От начала следствия до пытки могли пройти и месяц, и полгода. Но не в этот раз. Людям короля очень быстро нужны были признательные показания, которые можно предъявить городу и миру, а главное –